Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
— Гони, черт бы тебя побрал!..
Дмитра уже не надо было подгонять. Растерянности как не бывало. Газанул так, что застучало в моторе — хорошо, машина шла под уклон, — рванул на середину улицы, проскочив, может быть, в нескольких сантиметрах от милиционера. Тот резко засвистел — Дмитру показалось: на весь город, — но «олимпия» уже поворачивала за угол.
— У него мотоцикл, — успел заметить Хмелевец.
— А у нас запас скорости! — хвастливо ответил Дмитро. — Мы сейчас юркнем в этот переулок… Смотрите назад, не видно ли его?..
Они пролетели переулок; Дмитро,
— Проскочил прямо… — сообщил Хмелевец дрожащим голосом. — А может, нам ничто не угрожало и это была обычная проверка?..
— Так прошу вас выйти из машины и узнать! — зло оглянулся назад Сливинский. Ему было страшно, он держался за щиток и настороженно всматривался в полутемную улицу.
Дмитро гнал вовсю, сворачивая в кривые и узкие улочки. Через несколько минут убедились, что скрылись.
— Сейчас в городе поднимут тревогу, — сказал Заставный, — а нам, чтобы попасть домой, надо еще выехать на Городецкую…
— Ни в коем случае! — ужаснулся пан Модест.
— Что же делать?
— Вот что, — предложил Хмелевец, — машину бросаем, а сами — пешком.
— Чтобы первый же милиционер, увидев на рассвете трех человек с чемоданом, задержал нас? — иронически спросил Дмитро. — Кроме того, они вызовут собаку и пойдут по нашим следам.
— Правильно, — одобрил Сливинский. — Давай к вокзалу.
Теперь ужаснулся Хмелевец.
— Там же милиции и энкавэдэшников — как блох на шелудивом псе…
— Но там есть машины и извозчики. И никто не заподозрит человека с чемоданом.
— Вы правы, — подтвердил Заставный. — Поставим «олимпию» в квартале от вокзала, поймаем какой–нибудь транспорт и…
— У тебя светлая голова, юноша, — похвалил Сливинский. Не потому, что действительно хотел похвалить. Недавняя стычка с Дмитром, хотя и кончилась благополучно, оставила неприятный осадок, и он бессознательно льстил пареньку.
Остановились неподалеку от вокзала. Хмелевец схватился за чемодан, и это не понравилось Сливинскому. Но промолчал, вывернул шубу подкладкой наружу, аккуратно сложил внутрь барахло, украденное из шкафа Валявской, упаковал.
— Не надо! — засомневался даже Хмелевец. — Узел какой–то…
— Не люблю оставлять вещественных доказательств, — объяснил Сливинский. — Через час найдут машину с шубой, а через пять–шесть установят, что она из гардероба Валявских… Кумекаете?
— А мы в это время будем пить кофе у Лизогуба…
— По–разному бывает, — мрачно перебил его пан Модест, — на всякий случай хочу застраховать себя от обвинения в убийстве.
Перешли на другую сторону улицы. Дмитро побежал к вокзалу и остановил грузовик.
— Подкинь на Городецкую.
— Не могу, должен сейчас быть…
— Получишь сотню, — не дослушал его Дмитро.
— Полторы…
— Давай.
Когда до дома Лизогуба оставалось два квартала, Сливинский, сидевший в кабине, остановил машину. Расплатился и двинулся к соседней калитке. Хмелевец потащил за ним чемодан, и, только когда грузовик исчез за углом, свернули на Июньскую.
Трегубов
— Интересные новости, Иван Алексеевич…
— Иду… — Левицкий положил трубку. Что за новости? Может, что–нибудь от Кирилюка?
Трегубов листал на столе какие–то бумаги.
— Докладная городской автоинспекции, — подвинул Левицкому бумаги. — В четыре часа тридцать пять минут младший лейтенант Рубцов, дежуривший на углу улиц Самборской и Цветочной, заметил «опель–олимпию» серого цвета, номерной знак «УГ–03–77», на большой скорости спускавшуюся по Самборской. Автоинспектор сделал знак остановиться, но машина обошла его и, не снижая скорости, свернула на Цветочную. Пока Рубцов добежал до мотоцикла и пытался догнать, «олимпия» затерялась в переулках.
Трегубов помолчал, давая Левицкому возможность, как он любил выражаться, освоиться с этим донесением. Потом взял другую бумагу.
— Приблизительно через час, — продолжал он, — серую «олимпию» с этим же номерным знаком заметил старший сержант Савчук, несущий службу в районе вокзала. Мотор еще был теплый, машина стояла у тротуара в темном месте. Ничего подозрительного в «олимпии» не найдено. Автоинспекция установила, что это тот самый автомобиль, который принадлежит облфинотделу.
Левицкий внимательно прочитал и эту бумагу. Догадывался: у Трегубова не все — держал ладонь на папке и молчал, явно выжидая.
— Я же вижу, Георгий Власович, что самое важное вы придержали на закуску, — сказал он.
— Ох, прозорливец, — засмеялся тот, — от вас ничего не скроешь! Дело неприятное, убийство… Сегодня ночью убиты мать и дочь Валявские. Жили в собственном доме на Коммунарской улице. Мать получила пулю в сердце, дочь убита ударом ножа в спину. Работники милиции, осмотревшие место преступления, пришли к выводу, что убийство осуществлено с целью ограбления. Преступники взяли деньги, золотые кольца, часы, некоторые вещи. Однако интересно вот что. — Трегубов придвинул Левицкому папку. — Покойный муж Валявской работал два года в одной гимназии с Северином Воробкевичем. Когда мои ребята убили этого бандита, я лично интересовался его биографией и наткнулся на фамилию Валявского — Павлюк дружил с ним. Сегодня утром мне доложили о происшествии на Коммунарской, и я вспомнил ту историю. Сейчас проверили: это — семья того самого Валявского… Видите, память не подводит! — сказал он не без гордости.
— В каком районе города Коммунарская улица?
— Я уже подумал об этом, — поднял правую бровь Трегубов. — Правда, допустим, что преступники нашли чемодан на квартире у Валявских. Убив женщин, возвращались домой и наскочили на автоинспектора. Но с Коммунарской на Самборскую, где их увидели, можно проехать лишь так, — Трегубов подошел к карте города, показал карандашом, — и они бы ехали вверх, значит, побывали еще где–то, потому что спускались по Самборской. Тут их пытался остановить автоинспектор — скрылись и переулками проскочили к вокзалу. Бросили «олимпию». Кстати, мы попробовали пустить по следу собаку, но где там: вокзал, наняли извозчика или автомобиль и исчезли, не оставив следов.