Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
В «Карпатах» пел цыганский хор, и Заремба еле отыскал свободный столик. Заказали бутылку вина, легкую закуску. Петр изображал пьяного, пристально разглядывал девушек и отпускал не очень скромные комплименты официанткам… Задержал молоденькую, с черными густыми бровями.
— Принеси нам, девушка, еще вина, — попросил он. — Ты такая красивая, красивее Ядзи! Где она, что–то не вижу?
— Ядзя сегодня не работает, — нагнулась к нему девушка: мужчина красивый, в хорошо сшитом костюме. — Какого вина желаете?
— А завтра Ядзя работает? — не успокаивался Петр.
Девушка рассердилась:
— В отпуске ваша Ядзя! — и побежала к буфету.
— Вот тебе и фокус! — насторожился Левицкий. — Интересно, давно ли?
— Сейчас мы выясним. — Петр, не очень твердо ступая, подошел к метрдотелю, фамильярно взял его за пуговицу. — Папаша, — покрутил он ее, — где Ядзя? Назначила мне свидание — и вот на тебе…
— Товарищ, — сделал тот попытку освободиться, — вам уже пора домой…
— Точно, — согласился Петр. — Но где Ядзя?
— В отпуске.
— Давно?
— Не все ли равно? Допустим, с сегодняшнего дня.
— А мне надо знать! Назначила свидание и…
— У нее заболела мать, и она срочно уехала, — старался отцепиться от настырного посетителя метр.
— А как ее фамилия, папаша?
— Зачем это вам?
— Ин–те–рес–но… — еле ворочал языком Петр. — Люблю разные фамилии.
— Радловская ее фамилия.
— Прекрасная фамилия! — восхищенно воскликнул Петр. — Д–давай, папаша, выпьем!
— Вам пора домой.
— Домой так домой, — покорно согласился Кирилюк. — Раз Ядзи нет, можно и домой…
Пошел к выходу, незаметно посмотрев на Левицкого. Полковник уже рассчитывался.
— Почему нет Радловской? — остановился Петр перед швейцаром. Тот посмотрел на него наметанным глазом, подтолкнул к дверям. Но Кирилюка нелегко было сдвинуть. — Почему нет Радловской? — повторил он.
— В отпуске… — Швейцар решил не связываться и почтительно открыл дверь: — Прошу вас…
— В отпуске с сегодняшнего утра, — сообщил Кирилюк, когда сели в машину.
— Неужели опять прошляпили? — не выдержал Левицкий и раздраженно постучал кулаком по щитку. — Фамилия?
— Радловская.
— Немедленно в управление!
— Я уж доберусь один… — открыл дверцу Заремба.
— Зачем же, мы вас довезем.
— Нет, — Заремба решительно стукнул дверцей, — вам нельзя терять времени.
Модест Сливинский валялся на диване, задрав на спинку ноги в пижамных брюках. Лежал, курил, читал какую–то польскую полупорнографическую галиматью в дешевой бумажной обложке, а думал о своем…
Сколько раз он говорил, что есть бог на небе и что этот бог — персональный защитник его, Модеста Сливинского! Лишь с божьей помощью можно было выпутаться из этой истории — его и до сих пор трясло, когда вспоминал выстрелы и тени энкавэдэшников на огороде. Слава богу, обошлось, и у него есть возможность слушать музыку, пить кофе и читать сексуальные романы, чего абсолютно лишены и Хмелевец, и их квартирный хозяин Ярема Лизогуб, и отец Андрий Шиш. Когда пан Модест позвонил сегодня из одного уличного автомата и спросил, есть ли телеграмма из Поворян, то услышал грустный ответ, что племянник захворал скарлатиной. Стало быть, и у самого Грозы дела не очень–то утешительные. У всех, кроме него, Модеста Сливинского. В конце концов, можно и правда поверить в свою счастливую звезду…
Пан Модест не то чтобы утешал себя покровительством небес. Вернувшись в эту злосчастную ночь к Ядзе, до утра не закрывал глаз, все обдумал, все взвесил… Был уверен, что Хмелевец или отец Андрий расколются на допросах и что органы безопасности если еще не знают, так в самое ближайшее время будут знать его настоящую фамилию и приметы. Правда, вряд ли у них есть его фотография, а особых примет, кроме седины, у него нет. И все же утром Сливинский начал серьезный разговор с Ядзей.
— Не могла бы ты сейчас взять отпуск?
— Зачем?
— Поедем в Трускавец. Устал я, хочется отдохнуть.
Ядзя задумалась. Перспектива поехать на курорт за чужой счет привлекала, но хотелось не в Трускавец, а куда–нибудь к морю, увидеть пальмы или по крайней мере кипарисы. Предложила:
— Ты не так уж и болен, чтобы промывать ночки нафтусей. Лучше поедем в Сочи или в Ялту.
— Потом можно и в Сочи, — согласился пан Модест, хорошо зная, насколько нереально его обещание. — А сначала — в Трускавец.
Ядзя прикинула: теперь она возьмет отпуск за свой счет — скажет, что заболела мать, и ей не откажут, — а потом для поездки на юг оформит очередной, — согласилась:
— Когда поедем?
Сливинский сокрушенно заметил:
— Можно было бы завтра, но есть некоторые обстоятельства… Ты, конечно, понимаешь, что мои отношения с Советами оставляют желать лучшего, и мне не хотелось бы появляться на вокзале или на автобусной остановке. Нет ли у тебя знакомого шофера, который бы, за известную сумму конечно, согласился бы отвезти нас, скажем, в Дрогобыч?
— Есть такой. Наш, ресторанный, и ты сможешь спрятаться в будке с продуктами. Парень оборотистый, возьмет недешево.
— Тысячи хватит?
— Достаточно и семисот.
— Ну и прекрасно, — повеселел Сливинский. — А сейчас ты пойдешь на толкучку и купишь мне костюм. — Он бросил на стол пачку денег. — Желательно коричневый или темно–серый. Пятьдесят второго размера. И обязательно достань краску для волос. Осточертело быть седым. С такой привлекательной дамой хочется молодеть и молодеть…