Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
— Хватит! — Дорош переложил парабеллум в наружный карман плаща. — Вперед! Чуть рассредоточьтесь, ребята, и внимательно смотрите вокруг!
Когда они двинулись, Котлубай догнал лейтенанта и одобрительно прошептал:
— Молодец, Микола! Правильно решил.
Дорош скосил на него хитрые глаза. Сделал вид, будто не понял:
— Ты о чем?
— Оставь, Коля… О Сугубчике.
— А что мне оставалось? К тому же видишь, этот обозник оказался порядочным. Формально — Сугубчику идти под трибунал, но ведь мы же не формалисты, Володя…
Теперь
Дорош остановил группу. Решил обойти озеро с юга по мелколесью, где и сам черт не встретится им.
Так и поступили. Потом спустились в неглубокий буерак — хотели отдохнуть и позавтракать. И тут напоролись на эсэсовскую засаду. Слава богу, Цимбалюк первым заметил солдат. Упал за куст, махнув товарищам, чтобы те спрятались. Подполз к Дорошу. Начали советоваться.
Эсэсовцы заняли выгодную позицию — на крутых склонах оврага. Если бы сержант вовремя не заметил их, разведчики попали бы под перекрестный огонь, и вряд ли кто–нибудь остался в живых. И все же они должны продвигаться дальше только через овраг. Справа — болото, слева — луг с редкими кустами, туда только сунься — перестреляют, как куропаток. А дальше — поля и поля.
Дорош сразу понял, что их дела плохи. Было только два варианта: незаметно отступить от оврага и попробовать обойти село с другой стороны либо атаковать эсэсовцев и прорываться тут.
Лейтенант избрал второй вариант: к югу от села они тоже могли напороться на эсэсовскую засаду. Подумал и шепнул Цимбалюку:
— Следует вынудить эсэсовцев спуститься на дно буерака. Вы с Дубинским поползете слева по самому краю. Старайтесь быть все время над солдатами, непременно выше, а мы втроем — справа… И сгоним их огнем на дно. Понял?
Сержант сверкнул глазами:
— У меня давно руки чешутся по этой сволоте! Как не понять?
— Давай, Ваня!
Даже ветка не качнулась за Цимбалюком. Дорош посмотрел ему вслед и отполз к Котлубаю и Сугубчику.
Они добрались ползком к густым кустам, где эсэсовцы не могли увидеть их, и поднялись на самый край буерака. Теперь все зависело от их выдержки и осторожности — надо было как можно ближе подползти к вражеской засаде, потом вместе с Цимбалюком и Дубинским внезапно открыть огонь, загнать эсэсовцев на дно оврага и уничтожить их.
Лейтенант продвигался краем оврага, припадая к земле. Вчера вечером они с Цимбалюком допустили ошибку у генеральской виллы — не заметили второго караульного — и все же спаслись. Сегодня же, если эсэсовцы первыми увидят их, сразу накроют автоматным огнем. Небось и пулемет у них есть… Если выгонят на открытое место, то…
Притаившись за кустом, Дорош наконец заметил двух гитлеровцев. Они лежали навзничь метрах в семидесяти, курили и смеялись. Подбираться к ним ближе было рискованно, но Дорош все–таки отважился.
Лейтенант приказал Сугубчику остаться и прикрыть их, а сам с Котлубаем пополз дальше. Эти проклятые метры они преодолели минут за десять — черепаха и та движется быстрее…
Теперь Дорош хорошо видел эсэсовцев: один розовощекий, совсем еще молодой, второй постарше, с усиками, похожий на Гитлера.
Разведчики улеглись поудобнее, высунули вперед автоматы и притаились, ожидая сигнала Цимбалюка.
«Цвиринь… цвиринь…» — пропела где–то, совсем неподалеку, иволга. Дорош взял на мушку «гитлера», автомат его задрожал. Прошили вражеских солдат первыми же пулями и сразу прекратили огонь, пристально всматриваясь в кусты — остальные эсэсовцы должны обнаружить себя. Чуть ниже заколыхались ветки. Котлубай послал туда очередь. Кусты затрещали, тяжелое тело покатилось по крутому склону.
Теперь эсэсовцы увидели их и открыли огонь, стремясь прижать к земле. Пули срезали ветки над головой, и Дорошу с Котлубаем пришлось отползти назад. Но теперь в бой вступил Сугубчик. «Молодец парень, — подумал Дорош, — не обнаружил себя сразу и засек эсэсовские огневые точки».
Очереди Сугубчика оказались меткими, пули перестали свистеть над головой Дороша.
Лейтенант выглянул из своего укрытия и увидел эсэсовца совсем близко — тот вскочил и замахнулся на него как бы камнем. Дорош выпустил очередь, пули опрокинули эсэсовца на спину, и только тогда лейтенант понял, что сейчас где–то рядом должна взорваться граната.
— К земле! Прижмись к земле!.. — исступленно заорал он, закрыл руками голову и припал лицом к траве.
Взрыва не услышал, только что–то больно впилось в руку. Переждав, поднял голову. С противоположной стороны оврага бил один автомат, а из–за кустов отвечали ему длинными очередями. Дорош удивился, почему стреляют только из одного автомата, там же двое — Цимбалюк и Дубинский… Но почти сразу застрочили рядом и сзади. Он оглянулся и увидел, что Сугубчик стоит на одном колене и поливает кусты свинцом. Лейтенант тоже хотел открыть огонь по тем же кустам, но левая рука не слушалась. Пошевелил пальцами — стало больно. Заметил, что рукав мундира ниже локтя дырявый и мокрый.
Дорош с отвращением смотрел, как пропитывается кровью сукно. И все же приловчился — положил автомат на локоть левой руки и поискал мушкой, куда строчить, но никто уже не стрелял, и эта тишина удивила — не обрадовала, а именно удивила его: он был уверен, что бой только начался… Но Котлубай стоял рядом в полный рост, а с той стороны махал руками Дубинский, подавал какие–то непонятные знаки, потом опустился на колени и, подняв голову Цимбалюку, начал расстегивать на нем мундир.
Забыв про руку, лейтенант скатился по крутому склону оврага и продрался сквозь кусты на противоположную сторону. Дубинский перевязывал Цимбалюка — сержант закрыл глаза и тихо стонал.