Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929
Шрифт:
В декабре 1941 года, когда Черчилль совершит первый официальный визит в США, Франклин Рузвельт во время одной из бесед пожалуется на свое несчастное детство, на отсутствие возможности реализовать свои амбиции в Гарварде. Британский премьер согласится с ним, добавив: «Когда я слышу, что кто-то говорит о своем детстве как о самом счастливом периоде жизни, я всегда думаю: “Ну и скучную же жизнь ты прожил, мой друг”»557.
Несмотря на суровость высказываний, они не были ни бахвальством, ни стремлением блеснуть красным словцом. Они отражали истинные переживания Черчилля. А как еще он должен был относиться к Сент-Джорджу, где его постоянно пороли, или к Хэрроу, где три из четырех лет он был фагом [28] , а ученики вспоминали о нем, лишь когда нужно было заправить постель или почистить обувь?558 Как еще он мог относиться к заведениям,
28
Фаг (fag) – младший ученик в привилегированных частных британских школах, который вынужден прислуживать старшеклассникам.
При этом британский политик не питал ненависти ни к принятой в стране системе образования, ни к своей альма-матер. «Я двумя руками за привилегированные частные школы, но не хочу оказаться в них вновь», – будет шутить он в зрелые годы561. Признавал он и то, что школа Хэрроу «держала высокую планку», а преподававшие в ней учителя «исповедовали высокие принципы самоотдачи»562.
По мнению сына Черчилля, проблема заключалась в том, что не все учителя смогли понять: Уинстон не глуп, он обладает оригинальным мышлением, которое не вписывалось в привычные рамки британского образования. Им было легче причислить его к отстающим ученикам, чем изменить методы преподавания. И уж точно, эти годы нельзя считать потерянными. Они научили Черчилля рассчитывать на себя, держать удар, не бояться прослыть маргиналом563.
Со временем, правда, отношение Черчилля к Хэрроу изменится. В его мировоззрении школа превратится в хранилище национальных традиций. Взять, к примеру, популярные школьные песни. «По-моему, эти песни самое большое сокровище Хэрроу. В Итоне, совершенно точно, нет ничего подобного. У них в наличии только одна песня, да и то про греблю, которая хотя и является хорошим упражнением, но плохим спортом и еще худшим предметом, чтобы ей посвящали стихи»564. Джону Колвиллу Черчилль скажет, что благодарен Хэрроу за две вещи – за песни и за то, что он познал в этих стенах красоту английского языка565.
Но вот такой факт. Осенью 1940 года администрация Хэрроу обратилась к Колвиллу с просьбой пригласить премьер-министра на ежегодный песенный фестиваль. «Я спросил его мнение и получил резкий отказ», – вспоминает секретарь566. Тогда руководство школы обратилось с аналогичной просьбой к Леопольду Эмери, тому самому Эмери, кого Черчилль опрометчиво столкнул в бассейн. В военном правительстве он занимал пост министра по делам Индии и Бирмы. Ответ премьера все равно был отрицательный.
Чем была вызвана столь неодобрительная реакция на вполне естественное приглашение? Вряд ли гнетущими воспоминаниями почти полувековой давности о безрадостном школьном опыте. Поведение совершенно нехарактерное для Черчилля, который никогда не отличался злопамятностью.
Колвилл попытался выяснить, что скрывалось за отказом премьер-министра.
Выбрав удачный момент, когда Черчилль в хорошем расположении духа принимал ванну, распевая, кстати, одну из школьных песен, секретарь обратился к нему с вопросом. И тогда премьер поведал об инциденте, который произошел в 1910 или 1911 году [29] , в самый разгар обсуждения в парламенте законопроекта о гомруле. Черчилль вместе со своим другом Ф. Э. Смитом проезжал неподалеку от Хэрроу и решил показать ему свою школу. Увидев Черчилля, школьники узнали его и начали освистывать, выражая тем самым недовольство занятой им позицией в отношении автономии Ирландии. Освистывание было настолько долгим и настолько громким, что задело даже Черчилля, как правило, не реагировавшего на критику. Почувствовав себя униженным и оскорбленным, да к тому же на глазах друга, он развернул автомобиль и поклялся никогда больше не иметь ничего общего с Хэрроу568.
29
В другой раз Черчилль скажет, что этот случай имел место в 1912 году567.
«Никогда не говори никогда». Узнав, что администрация Хэрроу отказалась от эвакуации в момент активных авианалетов люфтваффе, Черчилль изменил свое мнение об альма-матер. Признав, что школа приняла «храброе решение», он сказал Колвиллу в начале ноября 1940 года, что был бы не против посетить Хэрроу. Мог бы он это устроить?569 С удовольствием!
Визит Черчилля состоялся 18 декабря 1940 года. Его сопровождали жена и еще шесть выпускников Хэрроу: брат Джек, Леопольд Эмери, Джон Колвилл, министр транспорта полковник Джон Мур-Брабазон (1884–1964), министр топлива Джеффри Уильям Ллойд (1902–1984) и парламентский секретарь Казначейства (через несколько дней – военный министр) Дэвид Маргессон (1890–1965). Теперь не было никаких недовольных свистов, как тридцать лет назад. Несмотря на туман и пронизывающий холод, премьера встречали в атмосфере торжественности и нескрываемой гордости. Еще бы! Во время войны глава правительства нашел время посетить вместе с коллегами свою старую школу. «Это был восхитительный момент, наполненный эмоциями и надеждой», – признавали очевидцы570.
Черчилль выступил с небольшой импровизированной571 речью, сказав, что «песни Хэрроу и их дух связывают всех выпускников нашей школы, в какой бы части света они ни находились; песни Хэрроу играют огромную роль в том влиянии, которое получившие в этих стенах образование мужчины оказывают на нашу страну». Он пообещал: «Когда в войне будет одержана победа, а это обязательно произойдет, одной из наших целей станет построение такого общества, в котором преимущества и привилегии, получаемые ограниченным кругом лиц, будут доступны многим, начиная с детства». Также он похвалил учеников Хэрроу, которые «имели честь побывать под огнем противника, проявив при этом смелость и decorum [30] »572.
30
Благопристойность (лат.).
«Лучше и не скажешь», – вымолвил потрясенный выступлением главы правительства Леопольд Эмери. Он признался Черчиллю, что, слушая его речь, сам захотел стать одним из пяти сотен юношей, которые находились в то время в зале. «Некоторым из них предстоит сформировать будущее»573. Действительно, среди учеников были будущие военные, политики, дипломаты, спортсмены. Некоторых ждал успех, некоторые отдадут свою жизнь в разворачивающемся военном конфликте574.
Центральным событием этого мероприятия стало исполнение знаменитых, старых и любимых всеми присутствующими песен. Черчилль пел, помня большинство слов наизусть, лишь изредка заглядывая в песенник575. «Эти песни никогда не исполнялись так, как в тот день, – вспоминал один из учеников Майкл Томас. – Звучали слова, которые отражали боевой дух премьер-министра и боевой дух нашей страны»576. Эмоции настолько переполняли премьера, что, не в силах сдержать себя, он разрыдался, чем немало удивил собравшихся мальчишек577.
Администрация Хэрроу подготовила гостю сюрприз. Как правило, тексты песен не менялись на протяжении многих десятилетий. Лишь в особых случаях добавлялись новые куплеты. И в этот раз было сделано такое исключение. В 1940 году Stet Fortuna Domus («Удачи этому дому») была исполнена с новыми строками:
В темные дниМы не одни.Хвалит лидера странаГромко и вслух.Черчилля духЧтим в любые времена.Пока, рубясь смелоЗа правое дело,Вы стали воплощением борца, сэр.Мы стойко здесь,Отбросив спесь,Сражаться будем до конца, сэр [31] 578.31
Перевод автора.
Черчиллю песня понравилось. Единственное, он попросил в первой строке заменить слово «темные» (darker) на «суровые» (sterner). «Давайте не будем говорить о темных днях, – пояснил он. – Это не темные, это великие дни, в которых когда-либо жила наша страна. И мы должны благодарить Господа за то, что нам позволили сделать эти дни памятными в истории нашей страны». А потом добавил: «Никогда не сдавайтесь, никогда не сдавайтесь, слышите, никогда, никогда, никогда, никогда – ни в чем, ни в большом, ни в малом, – никогда не сдавайтесь, за исключением дела чести или когда речь идет о здравом смысле»579.