Черчилль. Биография. Оратор. Историк. Публицист. Амбициозное начало 1874–1929

Медведев Дмитрий Александрович

Через пару недель Черчилль уронил часы в воду, и они вновь оказались в ремонте! Негодование лорда Рандольфа не знало границ. «Как можно быть настолько глупым!» – возмущался он. «Уинстон не достоин столь дорогого аксессуара, – заявит лорд Рандольф, когда часы вернутся из ремонта, – он их больше не получит. Пусть лучше купит себе часы за два фунта, не жалко будет, когда разобьются»⁶⁵⁸. Супруге лорд Рандольф пообещал: «Уинстон запомнит мои слова. Должно будет пройти много времени, прежде чем я подарю ему что-то стоящее»⁶⁵⁹. «Ох! Уинни, какой же ты неаккуратный, – воскликнет Дженни. – Тебе уже пора вырасти. Посылаю тебе два фунта с любовью. Побраню тебя при встрече»⁶⁶⁰.

Недовольство лорда Рандольфа можно

понять. Чего нельзя понять, так это почему, прежде чем начать ругать, он даже не поинтересовался, что произошло. С первого взгляда – снова случайность. Уинстон гулял по берегу реки, нагнулся, и часы выпали из его кармана. Течение было сильным, поэтому их быстро унесло сначала в сторону, а затем – вглубь. Но интересно не это, а то чудовищное упорство и настойчивость, которые проявил юноша, чтобы достать злополучный предмет. Быстро скинув с себя одежду, он бросился в воду. На улице было прохладно, вода – ледяная, поэтому пребывание в ней ограничилось несколькими короткими минутами. Часы найти так и не удалось. На следующий день Уинстон прошелся по дну драгой, но вновь безуспешно. Неудача лишь разозлила его, и он решил действовать наверняка. Заручившись поддержкой администрации колледжа, он организовал кадетов из своего класса (двадцать три человека), и те вырыли для реки новый рукав. Затем, позаимствовав у местного пожарного расчета насос, он выкачал оставшуюся воду и все-таки нашел грязные, сломанные часы. Обо всем этом Уинстон расскажет отцу, надеясь на его снисхождение⁶⁶¹. Лорд Рандольф простит сына, признав, что дорогие часы не подходят для «суровых условий» Сандхёрста⁶⁶². Он подарит ему более дешевые, а отремонтированные отдаст Джеку, который будет пользоваться ими до конца своих дней⁶⁶³.

Впоследствии Черчилль станет поклонником известной марки Breguet, воспетой в произведениях Ф. Стендаля, О. Бальзака, П. Мериме, А. Дюма, В. Гюго и А. С. Пушкина:

Покамест в утреннем уборе,Надев широкий боливар,Онегин едет на бульварИ там гуляет на просторе,Пока недремлющий брегетНе прозвонит ему обед.

В разное время часами Breguet пользовались Наполеон, князь Шарль-Морис де Талейран-Перигор, император Александр I, король Георг III, королева Виктория, герцог Веллингтон, Артур Рубинштейн и Сергей Рахманинов. Британский политик приобрел часы Breguet в 1928 году. Золотая «луковица», как называли ее в семье, была сделана на заказ (модель № 765) в 1890 году и принадлежала 8-му герцогу Мальборо⁶⁶⁴.

Часы часами, но пришло время рассказать и о том, что в первой половине 1890-х годов стало для семьи Черчиллей настоящим кошмаром. Речь идет о болезни лорда Рандольфа. В своих мемуарах наш герой приводит эпизод, когда в 1892 году он устроил под окнами Банстеда стрельбу из двустволки, охотясь на кроликов. Выстрелы напугали отца. Выскочив из дома, он устроил охотнику нагоняй. «Отец был сердит и взволнован не на шутку», – вспоминал Черчилль. Однако вскоре лорд Рандольф успокоился, объяснив возмутителю спокойствия, что «люди старшего поколения не всегда внимательны к молодым, они погружены в свои дела и в минуту раздражения могут сказать резкость». Черчилль запомнил этот инцидент не только потому, что это было одно из тех редких мгновений, когда у него состоялся с отцом «доверительный разговор». Нет, дело было в той фразе, которую лорд Рандольф обронил в конце беседы: «Запомни, у меня не все идет гладко. Мои намерения неверно толкуют, мои слова извращают. Будь ко мне снисходителен»⁶⁶⁵.

Тогда Уинстон не до конца понял, о чем идет речь, что неудивительно. Ведь в тот момент лорд Рандольф обращался не столько к своему сыну, сколько к друзьям, коллегам и родственникам, которым в последние годы приходилось терпеть его неуравновешенное поведение. Один из знакомых лорда Рандольфа так описывал свою встречу с ним на званом обеде: «Он жадно начал есть, потом положил вилку и нож и обвел яростным взглядом присутствующих, словно заподозрив их в том, что они считают его поведение странным. Было ясно, что он безумен. С этой минуты я не мог ни есть, ни пить. Рандольф Черчилль сошел с ума! Как Мопассан!»⁶⁶⁶.

Близким людям было особенно болезненно наблюдать за его жалкими попытками продолжить политическую активность, когда он периодически брал слово в парламенте. «Трудно было даже представить, что этот лысый и бородатый человек с трясущимися руками и бледным лицом, сморщенным от боли лбом и дрожащим голосом был тем самым дерзким лидером, который на приливе торжествующей юности неодолимо двигался к власти сквозь шторма и бури 1886 года», – напишет Черчилль в биографии отца⁶⁶⁷.

Прежде яркие и выразительные, теперь его выступления превратились в тяжелое испытание как для самого оратора, так и для публики. Перед слушателями стоял высохший, сгорбленный старик, судорожно сжимавший заметки, постоянно то запинающийся, то замолкающий, то вновь начинавший что-то бормотать себе под нос. «Я знаю, что хочу сказать, но не могу это произнести», – чуть ли не рыдая, признавался он друзьям⁶⁶⁸. «Не было никакого финального занавеса, ни достойного ухода в отставку, – вспоминал его друг, премьер-министр Арчибальд Розбери. – Лорд Рандольф умирал публично, дюйм за дюймом»⁶⁶⁹. Отца Черчилля называли «главным плакальщиком на собственных затянувшихся похоронах»⁶⁷⁰, а разрушение его личности – «самым трагичным явлением палаты общин нашего поколения»⁶⁷¹.

Что же стало причиной столь резкого ухудшения здоровья, превратившего некогда многообещающего министра финансов в разбитого и немощного калеку? Как ни странно, на этот вопрос среди историков нет однозначного ответа. Вначале преобладала теория, что лорд Рандольф был болен сифилисом. Он сам рассказал о подробностях заражения (которое произошло во время учебы в Оксфорде) своему другу, американскому журналисту Луису Дженнингсу, а тот передал услышанное Фрэнку Харрису (1856–1931), также другу Черчилля-старшего. Именно Харрис и предал публичности этот эпизод в своих скандальных мемуарах «Моя жизнь и любовь»⁶⁷².

В 1924 году вышли в свет мемуары Джулиана Озгуда Филда (1852–1925) «Воспоминания без цензуры», где также есть упоминание о заражении сифилисом в университетские годы. Филд утверждает, что во время совместного посещения Парижа он пытался настоять на визите лорда Рандольфа к врачу, но тот наотрез отказался от лечения. Подобное можно объяснить лишь тем, что в середине XIX столетия лечение сифилиса было не менее опасно, чем само заболевание, поэтому не все были готовы подвергнуть себя такому испытанию⁶⁷³.

Была и третья версия, которой придерживались потомки тетки Черчилля – Леони. Они также полагали, что речь шла о сифилисе. Правда, в отличие от Филда и Харриса, они настаивали на том, что заражение произошло вскоре после брака в результате интрижки с горничной Бленхеймского дворца⁶⁷⁴.

Ни одна из трех версий не подтверждена документально. Хотя версия родственников Дженни опровергает заражение в студенческие годы. Если сифилис действительно имел место и болезнь была связана с его неразборчивостью в отношениях с противоположным полом до встречи с будущей женой, он вряд ли стал бы подвергать свою возлюбленную риску.

Со временем за изучение болезни лорда Рандольфа взялись профессиональные медики. Анализ, разумеется, проводился по косвенным признакам, так как ни данных о реакции Вассермана, ни тем более данных томографа, который при жизни лорда Рандольфа еще не изобрели, у них не было и не будет. Наиболее полное исследование с опорой на архивные материалы и записи лечащих врачей было выполнено американцем Джоном Мазером. По его мнению, у отца Уинстона была левосторонняя опухоль мозга, ставшая следствием неправильного образа жизни: большого потребления алкоголя, частого недосыпа и изматывающего труда⁶⁷⁵.