Через лабиринт
Шрифт:
– Вадим, вы умудряетесь совмещать исполнительность со склонностью к увлечениям. Временно эту склонность сдерживайте. Вам потребуется прежде всего исполнительность.
– Он подождал, пока лейтенант поймет его мысль, и закончил: - Разумеется, максимум внимания Кравчуку. Сейчас юн для нас фигура номер один. Ведь мы так и не выяснили, где он был в день убийства. Во всяком случае, не в Москве. Постарайтесь познакомиться с ним. Так вам будет легче.
Эти слова Козельский вспомнил, когда стремительный лайнер, незаметно превратившийся
Козельский повернулся к сидящему рядом Кравчуку:
– Отличная машина.
Тот ответил кратко:
– Сначала нужно долететь.
Для Козельского эти слова прозвучали почти как признание вины. Ему казалось, что каждый преступник суеверен.
Кравчук между тем вытащил из-под чемоданного ремня журнал и развернул на последней странице. В руках его появился карандаш и большой, с красной ручкой, заграничный нож. Открыл он его, нажав на какую-то пружину, и начал широким блестящим лезвием подтачивать маленький карандаш. Козельский с интересом посматривал, как огромные руки Кравчука ловко справляются с этой хрупкой работой.
"Прямо секретарша", - подумал Вадим неприязненно. Нож в руках Кравчука слегка действовал ему на нервы.
Наконец, геолог закончил, аккуратно ссыпал стружку в пепельницы и принялся за кроссворд. Он быстро, почти не задумываясь, заполнял строчку за строчкой, причем шел не от найденных уже слов, а прямо подряд, номер за номером, сначала все по горизонтали. Загвоздка наступила на цифре семнадцать. Козельский прочитал, скосив глаза, - "косвенное доказательство вины".
Кравчук ткнул себя карандашом в подбородок. Разноцветная палочка утонула в густой бороде.
– Улика, - назвал Козельский машинально.
Геолог подсчитал буквы, дотрагиваясь до клеток кончиком карандаша.
– Верно. Не сообразил.
– Всегда что-нибудь не угадаешь. Я еще ни одного кроссворда не добил до конца.
– У меня были. Мы в партии соревновались. Попадется старый журнал... Я геолог. А вы?
– Я химик.
– Химик?
Козельский уловил недоверие в голосе геолога.
– Да, второй год работаю. После института.
– И нравится? Химия?
– Конечно, - ответил Вадим.
– Почему бы и нет?
– Воздуха мало. Отрава одна.
– Вот и еду подышать, в отпуск.
Кравчук, кажется, больше не сомневался, и Вадим остался доволен завязавшимся разговором. Он не собирался расспрашивать Кравчука. Пока нужно было лишь познакомиться, чтобы иметь возможность встречаться в Тригорске. Да и говорить-то было особенно некогда - весь полет занял меньше часа.
– Я тоже на отдых, - сказал геолог.
– Нужно квартиру подыскать. Жена приедет. Домов отдыха не люблю. Диким лучше. Свободней. Сейчас с квартирами легко. Весна. Вот летом попробуй.
Вадим поддержал его:
– Месяц и я на одном месте не выдерживаю. Поэтому определенными планами себя не связываю. Пока приятель помог достать номер в гостинице.
– Если один, что связывать. А у меня жена.
В прозрачном синем небе рельефно прочертилась снежная гряда на горизонте, и совсем близко, прямо среди равнины, выросли отдельные, похожие на сахарные головы горы. Одна голова, пониже, стояла со сломанной верхушкой. Вместо нее торчали три скалистых обломка, а у подножия их маленький зеленый городок. Это и был Тригорск.
Они сели в микроавтобус - маршрутное такси и покатили в город, вдыхая особенный здешний воздух, словно составленный из острых, покалывавших легкие холодных кристалликов, лопавшихся внутри, как пузырьки шампанского. От воздуха этого Козельскому стало весело и не верилось, что черный, мрачноватый Кравчук, возможно, убийца и опасный преступник.
Распрощались они у Цветника - яркого бульвара, обсаженного жесткими вечнозелеными кустарниками. Здесь был центр, гуляли отдыхающие и пили целебную и неприятную на вкус воду из плоских голубых кружек.
– Ну, счастливо найти подходящую квартиру, - пожелал Козельский.
– Я, между прочим, в "Эльбрусе" буду.
– Прекрасно. Возможно, увидимся.
– Почему бы и нет? Пока супруга не приехала, вы ведь холостяк.
Кравчук вроде бы улыбнулся.
– Заходите в гостиницу, если скучно будет. Моя фамилия Козельский.
Он протянул Кравчуку руку и поднялся в вестибюль, отметив мельком, что парень в ковбойке, ехавший с ним в автобусе, направился в противоположную сторону.
В заказанном для лейтенанта номере у окна, выходившего на Цветник, сидел в кресле человек лет тридцати пяти в костюме спортивного покроя.
– Лейтенант Козельский? Я капитан Волоков. Мне звонил Игорь Николаевич.
– Ясно. Это ваш парень в ковбойке?
– Наш. Кравчук пошел в квартбюро?
– Да. Так сказал.
– Хорошо. Юра его проводит. Мы там подобрали два-три подходящих адреса. Пусть устраивается. Какое он на вас произвел впечатление?
– Быку шею свернуть может.
– Здоровый мужчина, ничего не скажешь. Вас, кажется, еще Дубинина интересует?
– Дубинина тоже.
– Личность любопытная.
Капитан отодвинул штору.
– Видите, там, на горке, домик в псевдоготическом стиле?
– Вижу. Санаторий?
– Санаторий. Сейчас. Шахтерский. А до революции принадлежал папаше этой Дубининой. Был такой предприниматель от медицины.
– Где же он теперь?
– Ну, теперь... Там, где медицина уже не требуется, я думаю. Дочке-то под пятьдесят. Впрочем, о папаше у нас сведений никаких нет. Ушел в свое время с белыми. Вот и все.