Через тысячу лет
Шрифт:
От листка исходил неприятный запах.
Профессор отвернул лицо, сказал «фу» и глубоко вздохнул. Однако, чтобы не обидеть Урха, он не выбросил листок, а положил его на свою простыню, после чего впервые за много дней уснул крепким спокойным сном.
Убедившись, что профессор уснул, Урх взял лук, стрелы и осторожно вышел из комнаты. После этого он быстро покинул дом и направился во двор, к Ласточке,
Он развязал неоседланную лошадь и вскочил на нее верхом. Урх скакал на ней в разные стороны, ища вы-ход, но дворовые ворота были заперты.
Тогда Урх, держась за поводья, направил Ласточку к низкому забору.
Сытая и холеная лошадь, повинуясь команде, легко перемахнула преграду, взяв на полметра выше. Доволь-ный лошадью, радостный Урх что-то выкрикнул странным гортанным голосом.
Между тем в комнату, где спал профессор, залетел ветерок, сдувший листочек с простыни на пол. Нурмурадов снова беспокойно заворочался, скрипя кроватью. В этот момент он и услышал донесшийся издалека возглас Урха.
Профессор быстро вскочил, встал на пол. Не обнаружив Урха, он забеспокоился и выпрыгнул в окно во двор.
Прислушиваясь к затихающему топоту копыт, Нурмурадов бросился к воротам.
Близ здания больницы стояла «Волга», которая могла развивать скорость до 200 километров в час. В машине оказался дежурный шофер, на случай экстренного вызова к больному.
Нурмурадов поспешно сел в машину я попросил шофера ехать, указав рукой на направление, в котором ускакал Урх.
Разве может живое существо опередить машину?
Не прошло и десяти — пятнадцати минут, как показался скачущий всадник. Это был Урх.
Впереди расстилалась огромная, ровная, как стол, равнина, которую люди прозвали «волшебной». Название происходило оттого, что с определенного места, близ которого как раз находились Урх и профессор, она казалась ровной, хотя во всех сторонах ее на самом деле пересекали опасные овраги, обрывистые и глубокие. Поэтому охотников, рискующих пересекать «волшебную» равнину, подстерегали опасности.
Путь, по которому мчался Урх, пересекался широким, словно пасть, оврагом. В том месте, где он сужался, был перекинут мостик. Однако не было похоже, чтобы мостом пользовались люди. На запыленной поверхности его можно было заметить свежие следы лисицы.
По всей видимости, лиса собиралась перейти на противоположную сторону, но, чего-то испугавшись, с полпути вернулась обратно.
Когда до оврага оставался какой-нибудь десяток метров, Урх, сидевший на стремительно мчащейся Ласточке, вдруг услышал знакомый голос профессора, который крикнул:
— Остановись, сынок!
Тело Урха как-то обмякло, и он сам не заметил, как повернулся в сторону профессора.
В этот момент Ласточка внезапно увидела прямо перед собою овраг. Раздув ноздри и фыркая, она, словно нитка, растянулась над пропастью и в стремительном прыжке вырвалась из-под Урха, который не подозревал о неожиданно возникшем препятствии.
Урх кубарем скатился с Ласточки, однако сразу же сумел сориентироваться.
Вывернувшись в воздухе, как это делают отважные цирковые гимнасты, он распрямил сильное, как стальная пружина, тело, затем, протянув руки вперед, попытался ухватиться за мостик.
Мостик оказался гнилым. Как только Урх ухватился за него, он разломался надвое.
Урх покатился вниз, ударившись о твердое дно оврага, после чего на Урха, раскинувшегося навзничь, посыпались обломки гнилой древесины.
Увидев, что Ласточка осталась без седока, профессор махнул шоферу рукой:
— Ну-ка, прибавь скорость! Там что-то случилось.
Всю дорогу шофер ехал и улыбался за то, что профессор называл Урха «сынок». Однако сидевший рядом Нурмурадов был сильно взволнован.
Наконец Нурмурадов не выдержал.
— Бай, какое у тебя веселое настроение, — проговорил он, увидев улыбку шофера. Затем немного приподнялся с сиденья и, сморщив лицо, перевел взгляд на дорогу. Такая гримаса была у Нурмурадова всегда, когда он злился.
Увидев на дне оврага распростертого Урха, профессор в первое мгновение растерялся.
Недалеко были специальные ступеньки, по которым можно было спуститься в овраг. С трудом ориентируясь в полутьме, профессор сразу же решил спускаться и сделал несколько шагов вниз, хватаясь за верблюжьи колючки, усеявшие крутой выступ, — ступенек он сгоряча не заметил.
Шофер успел схватить его за руку и показал на ступеньки, но взволнованный профессор не понимал, о чем идет речь.
Кое-как Нурмурадов спустился на дно оврага и присел около Урха, вся голова которого была окровавлена. Он быстро, судорожно гладил остывающие глаза, лицо, позабыв от горя обо всем на свете.
Очнулся Нурмурадов только тогда, когда откуда-то сверху на него упала холодная капля. Профессор посмотрел вверх и увидел на краю оврага неподвижно стоящую Ласточку, уздечка которой была опущена. Из глаз Ласточки сочились слезы, одна из них и упала на Нурмурадова.
Не прошло и часа после случившегося несчастья, как вокруг злополучного оврага собрались видные работники, руководство Академии наук и медицинского института.
Профессор осторожно разжал стиснутый кулак Урха и вытащил из него пучок травы. Завернув его в газету, сунул в карман. Потом показал жестом трем крепко сложенным врачам на Урха и негромко произнес:
— Поднимите его.
* * *
Аннабег Курбанова и Ялкаб Пальванов приехали в Ашхабад, когда там второй день шла научная конференция. По предположениям вездесущих и всезнающих корреспондентов, работа конференции должна была продлиться еще на два-три дня.
В эти дни с языка ашхабадцев не сходили имена Александра Павлова и Нурмурадова. Все говорили только о них.
Ялкаб из-за болезни участвовать в конференции не смог. Уже в дороге ему стало плохо.
На вокзале, как только они вышли из поезда, Ялкаб попросил Аннабег позвонить и вызвать «скорую помощь». Весь день Курбанова провела в хлопотах, устраивая Ялкаба в больницу. А затем, набросив на плечи белый халат, сидела около койки Ялкаба, никуда не отлучаясь.