Черная акула
Шрифт:
— Ну-ка дыхни.
— Ты что, думаешь, я пьяный, что ли? — спросил Алексей, холодея от злости и бессилия, от понимания того, что именно так фээскашник и думает. Этот жлоб не верил ни единому его слову. Если бы у Алексея было время подумать, он, наверное, и сам решил бы, что для постороннего его рассказ звучит не более реалистично, чем, скажем, одна из новелл Рэя Брэдбери. Но когда пересекаешь черту, отделяющую вымысел от реальности, и перестаешь воспринимать события, пусть даже самые невероятные, как бред терзаемого белой горячкой алкоголика, подобное удивление воспринимается не как недоверие, а как оскорбление. Алексей не был исключением из общего правила. Для него нереальное уже стало реальным, и недоверие Проскурина
— Ты что, едрена мать, думаешь, что я нажрался и пришел тебя байками развлекать? — резко выдохнул он прямо в веснушчатое лицо. Видимо, мелькнуло в его глазах что-то такое, что заставило Проскурина снова опуститься на стул и с любопытством вглядеться в измученного, грязного, очень уж странного посетителя. — Ты думаешь, мне делать не хрена, да? Ты думаешь небось, что я целые сутки только сидел и решал, что бы мне такое придумать посмешнее, поинтереснее, чтобы наколоть такого умного, классного парня, как ты, да? — Волна постепенно перерастала в цунами, сметающее слабый голос рассудка, заглушающее его, хоронящее под своей многотонной толщей. — Ты думаешь, я специально науськал каких-то там хорьков, чтобы они твоих приятелей ментов в Старошахтинске положили, да? Думаешь, я их специально сюда приволок, чтобы они за мной через площадь гонялись? Кстати, ваш же парень с автовокзала, сержант Леша, их видел. Думаешь, я специально в эти лохмотья вырядился? А так я инженер, миллионер, у меня три квартиры, восемь машин и стая любовниц по пятам бегает. У нас же, у богатых, свои причуды. Мы же по-особому развлекаемся.
— Ты псих, что ли, или нервный? — вдруг спокойно поинтересовался Проскурин.
— Конечно, и псих, и нервный. Из Белых Столбов сбежал. Ты позвони, поинтересуйся. Тебе-то по своим каналам пять секунд это проверить. Легкая усмешка медленно сползла с губ Проскурина.
— Ну ладно, у тебя какие-нибудь документы есть? — сухо спросил фээскашник. Алексей понимал, что тут бы ему и остановиться, говорить дальше спокойно, рассудительно, но его уже понесло:
— Да нет, понимаешь. Убийцы забрали, а я как-то не догадался, что ты спросишь. Надо было, наверное, подойти к ним и сказать: «Ребят, вы уж мне отдайте, пожалуйста, документики-то, а то мне же в ФСК надо идти. А там без документиков, сами понимаете, меня всерьез никто не воспримет».
— Увянь, — посоветовал Проскурин. — Угомонись и не поднимай хвост, раз с тобой спокойно разговаривают. А то ведь, друг, я сейчас наряд вызову, и уконтрапупят тебя сперва в вытрезвитель, а потом на пятнадцать суток. Заодно и на работу сообщат.
— Да на какую работу? — Алексей подался вперед. — Меня нет уже на работе, понял? Меня вообще уже нигде нет. Не существует в природе, понял?
— А только что ты говорил наоборот, — посмотрел на него Проскурин. — Что, мол, тут за тобой чуть ли не вся международная мафия гоняется.
— Ты не передергивай, — поморщился Алексей, вздохнул, вдруг вспомнил и достал из кармана карту. Проскурин с любопытством наблюдал за посетителем.
— Что это?
— Держи. Алексей бросил карту на стол. Проскурин взял ее, покрутил в руках.
— Карта, — наконец изрек он. — Ну и что?
— Да не просто карта! Полетная карта с печатью и подписью командира полка. Понял?
— Не дурак, — эхом откликнулся фээскашник, глядя на карту уже внимательнее. Несколько минут он задумчиво созерцал ее, а затем кивнул энергично. — Ну ладно… Взяв телефонную трубку, он набрал номер и, опершись на локоть, принялся второй рукой тереть лоб.
— Дежурный? — буркнул он озабоченно. — Из Шахтинска, ФСК, Проскурин
— Так, стало быть, вот что, мил друг. Бери-ка ручку, листочек и подробненько все опиши. Что, да как, да почему.
— Если подробненько, то мне твоего листика и на половину не хватит, — буркнул Алексей.
— Ты не хами давай, — одернул его Проскурин, но достал еще один лист и положил поверх первого. — Давай, времени у тебя немного, так что особенно не витийствуй, понял? — Он снял трубку и начал набирать новый номер, приговаривая на ходу: — А то, кто знает, на Достоевского ты вроде бы не похож, а может, как начнешь писать, так не остановишь потом. — И тут же без всякой паузы добавил: — Отделение? Кто-кто? Когда представляться научишься? Ты вот что, Семкин, кончай мне тут голову морочить. Не мальчик, понял? Вот-вот. Слушай-ка, у тебя сегодня кто в патруле? Вот ты мне Медведева и подошли. Да ладно, кончай нюнить. Не надолго, на пять минут. Вопросик тут мне один выяснить нужно. Давай-давай, прямо сейчас. Пусть хватает фуражку, кителечек и рысью сюда. Правильно, Семкин, мыслишь, по-деловому. Так что давай. Смотри, ты меня знаешь, я ждать не люблю. Алексей, краем уха слушавший разговор, усмехнулся. Ишь ты, набоб местный, ждать он не любит. Феодал, едрена корень. Беги к нему рысью.
— Что смотришь-то? — спросил Проскурин, брякая трубку на рычаг. Алексей удивился. Ему казалось, что собеседник даже ни разу не глянул в его сторону.
— Не нравится, как разговариваю? Так здесь, мил человек, по-другому нельзя. Это тебе не Ростов, не Москва, не Питер. Тут, знаешь ли, кто сильнее, тот и прав. Если ты кому-нибудь на голову не сядешь, то тебе кто-нибудь заберется. Это уж как пить дать. Он выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, будто разыскивая что-то нужное и безумно важное. Алексей едва успел закончить первый абзац, когда в дверь постучали, тихо и деликатно.
— Войдите, — начальственным тоном соблаговолил отозваться Проскурин. Дверь приоткрылась, и Алексей увидел сержанта Лешу собственной персоной. Тот выглядел встревоженным.
— Разрешите, товарищ майор? — В голосе стража порядка слышались чуть ли не просительные ноты.
— Давай, Медведев, заходи, — махнул рукой фээскашник. Сержант Леша приоткрыл створку ровно настолько, чтобы протиснуться бочком, проскользнул в кабинет и тихо, без щелчка, закрыл дверь за спиной. Он узнал Алексея и остановился в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.
— Что, Медведев? Знакомые все лица? — прищурился Проскурин, поворачиваясь на стуле. — Что молчишь-то?
— Я, товарищ майор, собственно… Мне дежурный приказал зайти. Говорит, какой-то вопрос решить надо.
— Надо, Медведев, надо. Подходи поближе-то, не бойся, я тебя не укушу. Сержант Леша неловко протопал к столу и остановился, явно решая, что делать дальше: то ли присесть, то ли, может быть, остаться стоять.
— Присаживайся, сержант, — гостеприимно, как близкому другу, предложил Проскурин. — Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Алексей снова усмехнулся.