Черная акула
Шрифт:
— Любопытно, любопытно. — Подойдя к двери кабинета, он выглянул в коридор и позвал коротко: — Дежурный! Через несколько секунд на зов подоспел тот самый парень, который сопровождал Алексея от дверей здания до кабинета.
— Слушай, Борис, кто-нибудь еще работает сейчас?
— Никого, кроме вас, товарищ майор, — ответил тот, и в голосе его послышалась нотка укоризны. Что-то вроде: мол, и сами не отдыхаете, и другим не даете.
— Ага. Ты, значит, вот что… — Проскурин бросил еще один быстрый взгляд в сторону посетителя. — Побудь пока здесь, покарауль этого фрукта, чтобы он когти не подорвал, а я выйду на пару минут.
— Что случилось-то, товарищ майор? — спросил Борис. Алексей четко различил в его голосе нотку беспокойства.
— Да нет, ничего, — ответил Проскурин. — Все в порядке, Боря. Ты не волнуйся. Просто пригляди здесь. Да, только свет не включай.
— Почему? — Тревога в голосе дежурного усилилась.
— Да ты знаешь, тут Медведев приходил с автовокзала, сказал, что какой-то тип интересовался, где наша организация размещается. Вот хочу сходить посмотреть. На всякий случай. Пусть думает, что в здании больше никого нет. Ладушки?
— Хорошо, Валерий Викторович, — ответил дежурный, которому явно не нравилось происходящее. Борис подозрительно уставился на Алексея. — А что, может побежать?
— Кто его знает! — усмехнулся Проскурин. — Тебе же наша клиентура известна. Сейчас не рвется, а там… Может и побежать. Но если побежит, то ты уж, Борь, не стесняйся.
— Понял, Валерий Викторович, — откликнулся тот. — Не волнуйтесь. Никуда он не денется.
— Ага, именно это я и имел в виду, — снова улыбнулся Проскурин. Подхватив с вешалки пальто, он исчез в коридоре. До Алексея донесся быстрый топот ног по паркетному полу, а затем все стихло. Борис осторожно прикрыл дверь кабинета, но не пошел дальше, а остался стоять у самого порога, внимательно всматриваясь в посетителя.
— Как ты думаешь… — начал было Алексей, намереваясь выяснить, куда же на самом деле направился Проскурин. Но дежурный тут же оборвал его:
— Молчать! Сиди и не шевелись. Попытаешься встать — стреляю без предупреждения. Алексей только вздохнул.
Тем временем Проскурин спустился на первый этаж и совершенно открыто вышел на улицу, на ходу натягивая пальто. Несколько секунд он постоял на крыльце, с наслаждением вдыхая вечерний морозный воздух, как обычно это делают люди, проведшие долгий утомительный день в душном маленьком кабинете, затем сосредоточенно и быстро, не глядя по сторонам, зашагал к почте. Выйдя на площадь, Проскурин рассеянно, как бы между прочим, окинул взглядом толпу и направился к коммерческим ларькам.
— Тухлое дело, — пробормотал майор себе под нос. — Дело тухлое. Он уже заметил двоих высоких плечистых ребят, которые прятались метрах в пятнадцати от почты в голых кустах, и еще одного засек стоящим на углу, между станцией и автовокзалом. Наверняка где-то рядом скрывались и остальные трое. В общем-то все подходило под схему, описанную летчиком. Другое дело, верна ли сама схема. Надо выяснить. Без этого не стоит даже хвост поднимать. Но то, что за странным посетителем следили, сомнений не вызывало. Да и Медведев подтвердил — «особисты» работают. Армейские. Срань лампасная. Проскурин остановился у ларьков и принялся сосредоточенно разглядывать витрины. Улучив момент, он бросил быстрый настороженный взгляд в ту сторону, где расположился один из широкоплечих наблюдателей. И наткнулся на ответный взгляд, такой же настороженный, брошенный украдкой, исподволь. Впрочем, наблюдатель моментально отвернулся и сделал вид, что изучает расписание пригородных поездов. Этого-то момента Проскурин и ждал. Он сделал шаг вперед и оказался между двумя киосками, затем в три прыжка преодолел расстояние от ларьков до автобусной станции, ворча себе под нос, торопливо прошагал по серому жидкому снегу мимо железной двери с небольшим крылечком и свернул за угол, обходя здание с тыла. Тут было совершенно темно. Стояли штабелями деревянные ящики и железные поддоны, на которых даже в такой темноте можно было прочесть: «БУФЕТ». Воняло кошатиной и мочой. Слева темнели островерхие крыши железных гаражей, прямо виднелся откос и стоящий на нем семафор с горящим зеленым глазком. «Скоро электричка пойдет», — подумал Проскурин, ускоряя шаг. Он уже слышал электричку. Проскурину предстояло преодолеть метров пятьдесят, прежде чем состав подойдет к станции. Придерживая полы пальто, майор обошел здание вокруг и замер на углу. Осторожно высунув голову, он увидел плохо крашенную торцевую стену железнодорожной станции, толпу рядом с ней и выделяющуюся из всеобщей суеты напряженную широкую спину. Наблюдатель судорожно вертел головой, видимо пытаясь отыскать его в толпе.
— Ну-ну-ну, — недобро хмыкнул Проскурин. — Стой-стой. Лови хлебалом ворон, пиндюк. Наблюдатель топтался, явно не зная, что ему предпринять. Вот он склонил голову к правому плечу, и фээскашнику показалось, будто он услышал тихий, чуть с хрипотцой голос. Эвон как, ишь ты, у них и рации есть. Проскурин скрылся за углом. Ни к чему обнаруживать себя, пока не придет нужный момент. К ногам подобралась вокзальная, вечно беременная сука Белка, заскулила заискивающе. Проскурин отпихнул ее. Собака заворчала и обиженно потрусила за сугробы, в темноту. А он остался стоять, прижимаясь лопатками к бетонной стене, чувствуя сквозь пальто каменный холод. Электричка загремела колесами на подъезде к станции, грохот все нарастал, пока наконец не заглушил собой все: и людские голоса, и урчание львовского лайнера, и чей-то возмущенный мат тут же на углу, и даже его собственное сердцебиение. У него была ровно минута. Проскурин быстро выдохнул и зашагал в сторону наблюдателя. Теперь тот не выглядел настороженным, он, казалось, успокоился. «Вероятнее всего, получил указания от координатора», — решил Проскурин, подходя ближе. От наблюдателя его отделяло четыре метра, — пара шагов, — три метра, — еще пара, — два, — еще пара… Проскурин, не замедляя шага, резко сунул руку под пиджак, выхватил из кобуры «макаров» и наотмашь, с хрустом опустил рукоять пистолета на массивный затылок. «Особист» даже не успел ничего предпринять, только хрюкнул странно и мешком осел в грязь. Стоящий рядом старик в кепочке, седобородый, держащий огромный рюкзак с картошкой, удивленно взглянул на Проскурина, и тот жестко улыбнулся.
— Спокойно, отец, спокойно. Я из милиции. Дед ничего не сказал. Из милиции так из милиции. А хоть и нет. Не ему тут права качать. Проскурин подхватил обмякшее тело под мышки и оттащил за вокзал. Опустившись на корточки, он быстро и деловито обшарил карманы, извлек из кобуры широкоплечего короткий автомат, из специального чехла — глушитель и, не разглядывая особо, сунул под пальто. Потом достал рацию, обычную, милицейскую, достаточно пошарпанную, но отчетливо хрустящую атмосферными помехами. Рацию зашвырнул подальше в снег. Не понадобится. Своя есть. Затем на свет появились пачка сигарет, зажигалка и красная книжица. Развернув ее, Проскурин присвистнул. Все правильно, сержант Леша не ошибся. Могучее ведомство, до которого ему, Проскурину, плыть бы да плыть, но никто не звал. Больше в карманах ничего не было. Зато на поясном ремне висел небольшой подсумок с двумя короткими обоймами и чехольчик — нож. Проскурин повертел гладкую рукоять в руках и тоже сунул в карман пальто. Наблюдатель слабо захрипел.
— Ничего, друг, в следующий раз внимательнее будешь, — буркнул себе под нос майор и поднялся. Ну что же, он увидел все, что хотел. Надо отправляться в обратный путь. За наблюдателя Проскурин не беспокоился. Полежит минут десять-пятнадцать и придет в себя. Через пару минут он уже поднимался на третий этаж желтого здания, отметив по дороге, что двоих стоявших в кустарнике уже не видно. То ли они ретировались, что маловероятно, то ли поняли, что обнаружены. Об этом думать не очень хотелось, потому что, если правильным был второй вариант, значит, эти ребята — настоящие профессионалы. Он ведь даже не повернул головы в их сторону, так, посмотрел искоса. Однако заметили. «Странно тогда, что наблюдатель у вокзала оказался таким лохом, — подумал Проскурин. — Ну, да ладно, странно, не странно, разберемся потом». Впрочем, на то, что они профессионалы, указывало и оружие, и качество документов, которые, впрочем, могли быть фальшивкой, но фальшивкой отменной, не кустарной, выполненной отличным мастером и, конечно же, для конкретного заказчика. Такие фальшивки порой могут сказать о владельце побольше всяких документов. Проскурин быстро прошагал по коридору, толкнул дверь и вошел в кабинет. Включив свет, он посмотрел на приготовившегося к броску Бориса, на Алексея и хмыкнул:
— Ну что, ребята-октябрята, здесь наши соседи.
— Вы о чем, товарищ майор? — не понял дежурный.
— Да так, Борь, о своем. — Майор повернулся к Алексею, спросил легко, почти весело: — Ну что, Твардовский, закончил поэму?
— Какой закончил? — буркнул Алексей неприязненно. — В темноте сидели.
— Ладно, давай сюда листы. Так, Борис, распишись на каждом.
— Зачем это? — спросил тот.
— Расписывайся, я тебе говорю. И побыстрее. Не задавай вопросов, некогда сейчас. — Проскурин грохнул на стол автомат и, увидев, как сразу вытянулись лица Бориса и Алексея, коротко хохотнул. — Что, орлы, оружия никогда не видели? — Он наклонился над столом, плечистый, подтянутый, живой, бормочущий скорее для себя, чем для окружающих: — Хорошее оружие, хорошее. Пистолет-пулемет «кипарис», стоит на вооружении в некоторых подразделениях МВД и ОМОНа. Рассчитан на штатный патрон девять на восемнадцать, с магазином на тридцать патронов. Оснащен креплением для глушителя. Это вам, друзья мои, не пукалка, которую на любом базаре за сотню баксов купить можно. Тут дело серьезное. — Он повернулся к Борису. — Ну, чего стоишь-то? Расписывайся, я тебе говорю.
— Валерий Викторович, — немного смущенно и в то же время с вызовом ответил Борис, — я не могу расписываться на пустых листах.
— Расписывайся, я тебе говорю! — рявкнул Проскурин. — Ты не волнуйся, уж я прослежу, чтобы тут все было правильно. Давай, ответственность беру на себя. Борис нехотя выудил из кармана пиджака ручку, бегло просмотрел написанное Алексеем и, вздохнув, поставил внизу листа невнятную закорючку.
— Так, теперь проставь число, время и свои инициалы. Фамилию написать не забудь, — быстро распоряжался Проскурин. — Давай-давай. На последнем листе еще подпиши: «Написано в моем присутствии гражданином…» Как бишь тебя, мил человек? — посмотрел он на Алексея.