Черная часовня

Дуглас Кэрол Нельсон

Через десять минут снова постучали. Когда Ирен распахнула дверь, я увидела высокую, внушительную фигуру мистера Стокера. Его рыжая борода и усы были безукоризненно подстрижены, а серые глаза – серьезны.

Человек с энергичной и приветливой натурой, сейчас он выглядел подавленным. Подозреваю, он страшился этой встречи не меньше меня, под каким бы предлогом Ирен ни зазвала его сюда.

Переступив порог, он посмотрел на примадонну, потом на Элизабет и в конце концов перевел взгляд на меня, и я почувствовала в нем нечто такое, чего не замечала раньше: сдержанность, а также странное волнение.

– Общество прекрасных дам, – приветствовал он нас в своей обычной манере, рывком снимая шляпу, словно сэр Фрэнсис Дрейк перед королевой Елизаветой. Он был неизменно галантен с женским полом, но его любезность никогда не отдавала развязностью.

Теперь, поймав взгляд импресарио, я поняла, что его дружелюбие может быть напускным и что он, похоже, смущен или даже напуган нашим присутствием, словно у нас троих была некая власть над ним, подобная власти муз или фурий.

Я постаралась посмотреть на нашу компанию его глазами. Ирен, как всегда, выглядела изысканно в бледно-голубой шелковой юбке и отделанной рюшами блузе, эффектно украшенной на шее, талии и манжетах синими атласными лентами. Элизабет, как я внезапно осознала, была на удивление хорошенькой и явно умела преподнести себя так, чтобы мужчины ни на секунду не забывали об этом. Сейчас ее красоту подчеркивало шерстяное платье в розовую и кремовую клетку с широким кушаком на талии. Белые воротничок и манжеты создавали впечатление невинности. Впрочем, возможно, даже я казалась привлекательнее, чем на самом деле, из-за расставленных повсюду в комнате живых цветов. На мне было платье из тонкой шерсти шафранного цвета, отделанное аккуратными защипами, с бесчисленными крохотными пуговками и оторочкой медного цвета по горловине, поясу и лифу.

Как бы то ни было, мистер Стокер краснел и кланялся, будто и не он провел полжизни в окружении шикарных театральных див.

Возможно, после того, как я «поймала» его в борделе два дня назад, он чувствовал себя неловко в присутствии женщин, даже таких респектабельных, как мы. Ну как большинство из нас. Судя по всему, ему не довелось увидеть Пинк в доме свиданий, потому что он обращался к ней, как пристало обращаться к хорошо воспитанной, порядочной девушке.

Тем не менее нервозность в его поведении была очевидной, и он чуть ли не волчком вертелся, поворачиваясь то к одной из нас, то к другой, будто все мы были одинаково неотразимы и одновременно пугающи.

Странно было видеть неуверенность этого светского господина. Я не могла понять, почему Ирен так настаивала на моем присутствии, выпроводив при этом Элизабет, которая, извинившись, опять исчезла в комнате, о чем втайне мечтала и я сама. Как и она, я узнала о мистере Стокере много лет назад, когда ему было около тридцати и он еще не стал известным путешественником и писателем. Так что мы обе могли бы судить, как его поведение и характер изменились за годы.

И тут, словно удар хлыста, ко мне пришла новая мысль: театральный импрессарио Брэм Стокер всегда работал допоздна, вечерами и даже ночью. Мог ли он быть кандидатом в убийцы по делу о резне в Уайтчепеле? Если его считали подозреваемым здесь, в Париже, значит, стоило задуматься и о его возможной роли в лондонских происшествиях.

Я сидела у большого круглого стола, где еще недавно лежали мои наброски. Туда и подошел мистер Стокер, чтобы поприветствовать меня, избегая при этом моего взгляда. Я вспомнила замечание мистера Холмса о том, что в убийствах в Лондоне подозревались представители среднего и даже высшего классов. Я также вспомнила, что детектив не стал привлекать к расследованию своего компаньона из опасения, что тот навлечет на себя подозрения уже тем, что обладает навыками хирурга. Если даже Шерлок Холмс не в силах защитить своего ближайшего друга от возможных наветов, значит, сеть поисков раскинута куда шире, чем писали газеты.

А если Потрошителем может быть кто угодно, значит, под подозрением каждый.

– Поразительная мысль, Ирен!

Брэм, импресарио до мозга костей, так загорелся идеей оперы, что совершенно забыл о своей неловкости.

Он примостился на краю небольшого французского стула, как мисс Маффет [62] на скамеечке, с азартом потирая колени крупными ладонями.

– Такая постановка может путешествовать повсюду, и вы, конечно, будете менять костюмы, чтобы сыграть разных королев, так что получится своеобразный показ мод, дамам должно понравиться. О, в вашем исполнении, разумеется, понравится и дамам, и джентльменам. Самое главное – правильно выбрать композитора. Англичанина, разумеется. Возможно, Салливан подойдет. Ему не терпится заняться чем-нибудь посерьезнее песенок. Такая постановка будет очень хорошо воспринята в Америке. А история о вас, уроженке Штатов, вернувшейся в родную страну после головокружительного успеха в Европе, будет продаваться на ура. Я всем сердцем поддерживаю идею и сделаю все возможное, чтобы воплотить ее в жизнь.

62

Героиня шутливого стишка, напечатанного в 1805 году в книге «Песни для детской».

– Я очень рада и благодарна вам, – сказала Ирен, – но не смогу приступить к работе немедленно. Дело в том, что мне необходимо закончить небольшое расследование для одного именитого клиента здесь, в Париже.

– Вы все еще занимаетесь частным сыском? Я думал, что вы вышли замуж за успешного адвоката и оставили как сцену, так и ремесло плаща и кинжала.

– Единожды певица – навсегда певица, – отшутилась Ирен, не сочтя нужным упоминать тот факт, что Годфри стал успешным адвокатом в чужой стране только потому, что брался за деликатные поручения, связанные с банкирами, чиновниками и аристократами многих стран. – Я беспокоюсь, – добавила она, – за вас, Брэм.

По мере того как Ирен продолжала, вдохновенное выражение лица мистера Стокера постепенно сменялось озабоченностью.

– То недоразумение с полицией Парижа пару дней назад: скажите, вас все еще подозревают?

– Как знать? – ответил он смущенно и, поднявшись, отошел к выходившему на улицу окну, сунув руки в карманы брюк. – Я приехал в Париж с Флоренс. Она всегда рада, когда мы можем вместе походить по магазинам, ведь в основном я путешествую один… то есть с театром «Лицеум», а не один. Флоренс отказалась сопровождать меня в поездках через океан, после того как они с нашим сынишкой Ноэлем чуть не погибли в той трагедии с пароходом «Виктория». Это произошло почти два года назад недалеко от Дьеппа, когда моя супруга направлялась в Париж. Впрочем, ей хотя бы хватает смелости переправляться через Ла-Манш и Северное море. Они с Ноэлем вернулись в Ирландию. Конечно, со мной осталась моя сестра Матильда. Она замужем за французом, знаете ли.

– Нет, я не знала, – ответила Ирен. – Немудрено, что вы с Флоренс так часто наведываетесь в Город Огней.

– И в Амстердам, и в Нюрнберг. Впрочем, Флоренс – городская бабочка и не любит сопровождать меня во время моих пеших прогулок. Блуждаю я всегда в одиночестве.

– Да, это верно. Вы неисправимый ходок.

Я поняла, что подруга подчеркнула этот факт для того, чтобы я обратила на него внимание и сделала пометку в блокноте. Наши знакомые привыкли видеть меня вооруженной карандашом и обычно совсем забывали обо мне в присутствии Ирен. А я уже знала по опыту, что подчас самые праздные наблюдения могут оказаться наиболее ценными.

Она продолжила ненавязчивый допрос нашего общего друга, мистера Брэма Стокера:

– Вы, наверное, чувствовали себя в Лондоне взаперти в прошлом году, занимаясь той монументальной постановкой «Макбета». Я слышала, Ирвинг превзошел сам себя в главной роли, сыграв кавдорского тана [63] не как жаждущего славы воина, но как трусливого убийцу. Довольно смелое прочтение персонажа, но разве от изобретательного Ирвинга можно ожидать другого? Однако в результате все вы намертво увязли в шотландской трагедии, пока Джек-потрошитель, еще один трусливый убийца, наводил ужас на обитателей Уайтчепела.

63

Один на титулов Макбета в одноименной трагедии У. Шекспира.