Черная часовня
Шрифт:
– Был один разговор в Бифштексной комнате…
Ирен метнула в мою сторону быстрый, как удар меча, взгляд:
– Вы говорите о столовой в театре «Лицеум», где поклонники Ирвинга собираются на торжественные обеды? Только мужчины, разумеется, которые делятся друг с другом историями посещений домов терпимости по всей Европе.
– Откуда вы знаете? – поразился мистер Стокер.
– Я тоже человек с богатым воображением и натурой художника, – ответила примадонна, сухо улыбнувшись. – Кто-нибудь заводил разговор об убийствах в Уайтчепеле или о Потрошителе?
– Напрямую нет, никогда. Там мы… дистанцированы от внешних событий, в этом и вся суть. Тогда мы обсуждали писателя-декадента. Потряс нас всех до глубины души. Немец.
Я записывала
– Грязная философская книжонка. Рихард фон Крафт-Эбинг. Называется «Половая психопатия». Я не могу рассказать вам о содержании – прочтите сами, если нужно. Но там обсуждалась потребность причинять боль как удовольствие. Без сомнения, Потрошитель – просто умалишенный. Психически больной. Воображает себе демонов и убивает их. Копается в мертвых телах, как крот копается в земле.
– Какими бы ужасающими ни были увечья женщин в Уайтчепеле, – медленно проговорила Ирен, – я уверена, что зверства, происходящие сейчас в Париже, окажутся еще хуже. И единственное место, где мы сможем подтвердить или опровергнуть мои опасения, это парижский морг. Он и будет нашим следующим шагом. – Подруга поднялась. – Спасибо, что пришли, Брэм. Завтра мы встретимся с вами у здания морга, за собором Парижской Богоматери, в одиннадцать утра.
Он нервно кивнул, поклонился, взял шляпу и трость со столика у двери и вышел, не попрощавшись.
Никогда еще я не видела человека, который настолько спешил бы покинуть общество Ирен.
Как только мистер Стокер исчез, я не удержалась и цокнула языком: настолько я была разочарована в нашем знакомом.
– Значит, эти досточтимые господа собираются в своей Бифштексной, чтобы хвастать друг перед другом похождениями по борделям.
– Любопытно, что смог бы рассказать на таких собраниях сэр Ричард Бёртон [65] , – отозвалась Ирен.
Я обнаружила, что краснею, потому что имя смелого британца – исследователя чужих земель – напомнило мне о другом соотечественнике, работавшем под прикрытием, – Квентине Стенхоупе, а я ни при каких обстоятельствах не хотела бы связывать его с мыслью об экзотических иностранных борделях.
65
Ричард Фрэнсис Бёртон (1821–1890) – британский путешественник, писатель, лингвист, дипломат, автор первого перевода «Тысяча и одной ночи» и «Камасутры» на английский язык.
– И все же неприятно поражает, – сказала я, – что мужчины, чьи имена упоминаете вы с мистером Стокером, – корифеи нашего времени, многие из которых посвящены в рыцари королевства, как тот же сэр Ричард Бёртон.
– Мне известны куда более достойные рыцари королевства! И один из них – Годфри: рыцарь, принц и король, если сверяться со списком подлинных мужских достоинств!
– Я знаю, знаю! – поспешила успокоить я подругу.
– А стыдно должно быть не только богатым покровителям борделей. Клиенты бедняжек в Уайтчепеле должны бы давать девушкам несколько пенсов из милосердия, а не в обмен на аморальные услуги. Говорю тебе, Нелл, у нас с тобой намного больше общего с женщинами Уайтчепела, чем с мужчинами Бифштексной комнаты. Будь то Уайтчепел или Уайтхолл, презрение мужчин к женщинам не имеет границ. В Уайтхолле их, по крайней мере, презирают в ответ. Скажи, чем отличается Лилли Лэнтгри [66] от той же Лиз Страйд, кроме того, что ее развращенность не только вызывает восхищение, но и приносит ей хорошие гонорары? Троих очень состоятельных поклонников она даже довела до банкротства. Впрочем, эта тема вдохновляет меня на слишком длинные монологи, а они никогда не воспринимаются
66
Лилли Лэнгтри (1853–1929) – знаменитая английская певица и актриса, также известна под прозвищем Джерсийская Лилия.
– Мм… Лэнгтри?
– Нет, имя человека, которого упомянул Брэм. Крафт-Эбинг. Если книга действительно такая… неприятная, как он намекает, ее будет сложно раздобыть. По крайней мере, я читаю на немецком: пришлось научиться для нужд оперного искусства. Стоит посетить киоски книготорговцев на левом берегу Сены, как только у нас появится время – а точнее, завтра, до того как мы увидимся с Брэмом.
Лилли Лэнтгри, английская проституция, немец Крафт-Эбинг и парижский морг: после всего этого мне как никогда хотелось отправиться на долгую, прочищающую мысли и чувства прогулку. И совсем не в том декадентском направлении, которое указала Ирен.
Глава двадцать третья
Смертельное манит
Многие молодые чувствительные создания… умоляют своих отцов, мужей или братьев отвести их в морг; они медлят на пороге и выглядят бледнее обычного, но каждый раз находят в себе силы сделать шаг вперед и пройти через это испытание.
– Не понимаю, зачем нам потребовалось сопровождение Брэма Стокера, – заметила я, когда мы с Ирен пересекали мост, ведущий от собора Парижской Богоматери на острове Сите к так называемому Rive Gauche, или Левому берегу.
Утро было прохладным. Над Сеной, подобно дыханию речного бога, повис туман, но бледные лучи солнца уже касались верхушек каштанов.
– Мы ведь и раньше бывали в морге Парижа, – добавила я, – вместе с Годфри.
– Я хочу посмотреть на реакцию Брэма, когда он увидит тела, – ответила Ирен. Ее юбки шуршали в такт ее быстрым шагам.
Перед выходом из отеля примадонна подумывала о том, не надеть ли мужской наряд, но, вспомнив, как много женщин приходило в морг для опознания тел, решила, что традиционная одежда привлечет меньше внимания. Поэтому светлый пиджак, который был на ней утром, сменило платье из золотистого шелка в рубчик, с отделкой из коричневого бархата на лифе, рукавах и отворотах юбки. Одетые в скромные капоры, на фоне модниц-француженок, на голове каждой из которых цвел целый сад, мы выглядели не менее респектабельными, чем дамы из Армии спасения.
– Но он уже много раз видел тела, выставленные в морге, – возразила я, – в компании Генри Ирвинга.
– Да, видел, но не после резни на улице де Мулен и не после убийства у Эйфелевой башни. Личности куртизанок известны, так что их опознание не требуется, а вот тело, найденное у башни, будет выставлено напоказ, в этом я уверена.
– Труп есть труп, – сказала я и сама удивилась собственной черствости. – Если мистер Стокер уже привык к зрелищу мертвых в морге, не понимаю, почему сегодня он будет реагировать на тела иначе… Ох.
Ирен остановилась, чтобы посмотреть, как я сама найду ответ на этот вопрос.
– Считается, – продолжила я, – что убийца испытывает непреодолимое желание снова взглянуть на дело рук своих?
– Особенно, когда его творение так кстати выставляют на всеобщее обозрение. Убийца практически ничем не рискует, разве что он знаком с кем-то из друзей или семьи покойных, а я уверена в том, что Потрошитель не знал ни одну из своих жертв. Французские власти вот уже почти сто лет разрешают подобные публичные просмотры, исходя из тех соображений, что каждый житель должен исполнить свой гражданский долг и помочь опознать безымянные трупы. Но также они считают, что в каждом случае преступник обязательно появится в толпе у морга.