Черная часовня

Дуглас Кэрол Нельсон

– Лондонские газеты очень подробно писали о жертвах Потрошителя, – заявила Элизабет. – Я всегда считала, что информация – ключ ко всем жизненным проблемам, хотя теперь я в этом не уверена. Как бы то ни было, тридцатого августа, Мэри Энн была пьяна и без пенни в кармане, чтобы заплатить за ночлежку, но при этом у нее было хорошее настроение и чепец веселой расцветки.

К половине третьего утра она еле держалась на ногах и сообщила товарке, что собирается скоро пойти спать. Примерно через один час и сорок минут ее тело обнаружил извозчик на Бакс-Роу. Горло было перерезано, а живот вспорот так, что торчали внутренности.

Я невольно поежилась.

– Энни Чэпмен, – продолжала юная американка монотонно, словно читала панихиду, – была даже меньше ростом, чем Мэри Энн, – ниже пяти футов – и старше, сорока семи лет. Мать троих детей: дочь умерла в двенадцать лет от менингита, сына сдали в приют для калек и еще одна дочь была отправлена в учреждение во Франции.

Я только покачала головой, а Ирен напряглась, услышав упоминание о Франции.

– Муж платил Энни еженедельное пособие в десять шиллингов вплоть до своей смерти в восемьдесят шестом году. После этого женщина оказалась на улице, стала пить, ночевала в ночлежках. Восьмого сентября ее видели живой, с мужчиной, в половине шестого утра. А уже в через четверть часа ее тело было обнаружено извозчиком, жившим в доме двадцать девять по Ханбери-стрит. Горло было перерезано, юбки задраны выше коленей, кишки вынуты из вспоротого живота и уложены на правое плечо наподобие орденской ленты. Вырезанный желудок лежал над левым плечом, а матка полностью отсутствовала.

– Первый из случаев, когда преступник вырезал внутренние органы, – заметила Ирен.

Я кивнула.

– Элизабет. – Прочитав это имя, наша Элизабет вздрогнула. – Долговязая Лиз, так ее называли. Долговязая Лиз Страйд, ростом пять футов и два дюйма. Уроженка Швеции, сорока четырех лет, была замужем за англичанином по фамилии Страйд, который умер в восемьдесят четвертом году, за четыре года до ее собственной смерти. Позже она утверждала, что муж и дети погибли во время знаменитого происшествия на Темзе, когда столкнулись пароход «Принцесса Алиса» с углевозом «Байвел-Касл» и погибло более шестисот человек.

– Столкновение судов, – задумчиво произнесла Ирен. – Полагаю, бедняжка искала сочувствия.

– Но ей не верили, и правильно делали. Ночью двадцать девятого сентября ее видели много раз, и всегда с мужчиной, которого, впрочем, описывают по-разному. Говорят, что он был одет во фрак.

– Фрак, – повторила я, желая подчеркнуть, что очень немногие подозреваемые в этих убийствах так хорошо одеты.

– Именно. Ее нашли в час ночи на Бернер-стрит с перерезанным горлом, но в остальном тело не было изуродовано. Кэтрин Эддоус, которую обнаружили через сорок пять минут после Долговязой Лиз, повезло меньше. Она была сорока шести лет, ростом пять футов. Вечером двадцать седьмого сентября она была арестована за пьянство, но снова отпущена в час ночи. Тюремщику она назвалась фальшивым именем Мэри Энн Келли. Она вышла из тюрьмы как раз в тот момент, когда было обнаружено тело Элизабет Страйд. Саму ее нашли спустя сорок пять минут с перерезанным горлом, задранной юбкой и выпущенными внутренностями.

Я поморщилась, слушая сухое описание Элизабет, похожее на полицейский отчет, лишенный цветастых выражений, с помощью которых живописали происходящее газеты.

– Сначала Потрошителя прервали, – предположила Ирен, – но потом он отыгрался на второй жертве.

– Так же решила и полиция, – ответила Элизабет. – Тогда же, около трех часов утра, была обнаружена антисемитская надпись на стене дома по Гоулстон-стрит «Эти ивреи – это такие люди, что не будут обвиненными зазря». По крайней мере, говорят, что слова были именно такими. Уже через два с половиной часа надпись была смыта по приказу сэра Уоррена [58] .

58

Чарльз Уоррен (1840–1927) – британский военный, археолог и полицейский офицер, более всего известен своим участием в расследовании убийств, совершенных Джеком-потрошителем.

– Он опасался антисемитских волнений?

– Возможно. Слово «евреи» было написано с крайне маловероятной ошибкой, даже если надпись сделана малограмотным. Тот, кто ненавидит ближнего из-за его расы, обычно знает, по крайней мере, как пишется ненавистное имя. Возможно, послание вовсе не относилось к еврейскому вопросу?

– Он порезал ей лицо. Эддоус. – Голос Элизабет дрогнул в первый раз. – Кэтрин. Отрезал ей веки и кончик носа. Больше пресса ничего не сообщала, но ходили слухи о том, что из всех тел это было изуродовано сильнее всего.

– Как странно, – заметила Ирен. – Будто рассечение тела на куски для убийцы было своего рода достижением.

– Это было самое сильно изуродованное тело до Мэри Келли, – вставила я. – Я имею в виду настоящую Келли, Мэри Джейн, а не Мэри Энн, которой назвалась Эддоус.

Ирен заинтересовалась моим замечанием:

– Почти идентичные имена и одинаковые фамилии, связанные с двумя разными женщинами – жертвами одного и того же убийцы. Случайное совпадение?

– Не знаю, – сказала Элизабет. – Газеты и читатели говорили только о смертях этих женщин. Меня же больше интересовали детали жизни несчастных, а не их жуткая кончина.

– Так что там насчет настоящей Мэри Джейн Келли?

– Иногда называла себя Мари Жаннетт Келли, – отозвалась Элизабет. – Она хвасталась тем, что в прошлом году один богатый клиент возил ее в Париж.

Услышав это, Ирен нахмурилась. Слово «Париж», употребленное в любой связи с делом Джека-потрошителя, действовало на нее похлеще красной тряпки на быка.

– Ее первый муж погиб при взрыве на чугунолитейном заводе, – продолжала тем временем Элизабет. – Мужчина, с которым она сожительствовала в Уайтчепеле, Джозеф Барнетт, не хотел, чтобы она занималась проституцией, но они задолжали тридцать шиллингов за однокомнатную лачугу, которую снимали в Миллерс-корт, а он при этом не работал. Что еще ей оставалось делать?

Мари Жаннетт, она же Мэри Джейн, была хорошенькой женщиной двадцати пяти лет, блондинкой с голубыми глазами. – Голос Элизабет снова дрогнул, словно она могла видеть жертву своим мысленным взором и ее молодость тронула американку. – Стройная девушка, ростом в пять футов и семь дюймов, она была выше большинства мужчин, подозреваемых в убийствах, за исключением одного высокого джентльмена, которого видели в компании Лиз Страйд.

Двое слышали в четыре утра крики: «Убивают!» – оттуда, где находилась ее комната, но при этом несколько свидетелей видели ее между восемью и десятью часами следующего утра. Агент арендодателя пришел за просроченным платежом в десять сорок пять утра, заглянул в окно комнатки и с воплями убежал, в ужасе от того, что он впоследствии описал как «дело рук не человека, но самого дьявола».

Мэри Джейн Келли освежевали, изувечили, выпотрошили и расчленили, – закончила Элизабет.

Мы все замолчали на некоторое время, представляя себе крошечную комнатку, забрызганную кровью и ошметками внутренностей.

– Они не страдали, – прервала молчание Ирен. – Хоть это нам известно.

Элизабет побледнела и вдруг разразилась страстной речью:

– Да разве может кто-нибудь понять, как страдали эти женщины, даже до Джека-потрошителя? Все, чего они хотели, – заработать пару пенсов, чтобы было где провести ночь. «Колыбельки», вот как они их называли, – отвратительные грязные койки, стоящие рядами в дешевых ночлежках. Большинство из этих женщин овдовели, или были вышвырнуты из дома мужьями, или же сами сбежали от постоянных побоев. Они не заслужили того, чтобы их последним клиентом оказался убийца.