Черная часовня
Шрифт:
Детектив забарабанил пальцами по скатерти. Мне было неприятно видеть, что привычка, которую я до сих пор считала исключительно, если можно так выразиться, адлерианской, имеет воплощение и в шерлокианской форме. У них не было ничего общего, у этих двоих, кроме естественного соперничества, все равно как у кошки с собакой. Разумеется, Ирен была элегантной, аккуратной и загадочной кошкой, в то время как мистеру Холмсу я отвела бы роль слюнявой и шумной ищейки с отвратительными манерами.
– Я думаю, Уотсон действительно мог бы приехать, – вдруг заявил он с легким сожалением. – Но от меня
– Не представляем, – призналась я. – Но у нас тоже есть высокопоставленные клиенты, перед которыми мы в ответе.
– В самом деле? – Он подался вперед. – Скоро я узнаю, что это за клиенты, хотя догадки у меня уже есть. Я уверен, что наши покровители имеют одинаковые причины беспокоиться. Служить сильным мира сего всегда нелегко. Они требуют преданности, в то время как сами от природы не способны к ней, как ваша подруга поняла из истории с королем Богемии. Итак. Она по-прежнему настаивает на том, чтобы непрофессионально вмешиваться в чужие дела, вместо того чтобы дарить миру свой великолепный голос, не так ли?
– Она долгое время работала частным сыщиком, возможно, даже подольше вас, начиная с агентства Пинкертона в Америке. То, что к ее услугам прибегают высокопоставленные лица, – вполне закономерно. Что же касается ее привычки «непрофессионально вмешиваться» в чужие запутанные дела, то и вы беретесь за работу как частный детектив, а не официальное лицо. Вы тоже, не побоюсь этого слова, любитель.
– Хотел бы я посмотреть, как вы обсуждаете эту тему со стариной Уотсоном, мисс Хаксли. Даже не знаю, который из вас стал бы энергичнее защищать своего компаньона.
– Вряд ли я когда-нибудь буду заниматься чем-то таким, на что вам захочется посмотреть, мистер Холмс. А что касается Ирен и ее вокальных данных, то это истинное призвание, сродни духовному, и очень тяжкий труд. Оперная сцена отняла бы у нее всю энергию и время, но теперь это невозможно, поскольку ей приходится жить инкогнито благодаря вам и королю Богемии!
– Может быть, вы и правы, но ведь она простила его. Возможно, она сможет простить и меня.
– Сомневаюсь. Лично я вас не прощу.
Детектив засунул большой палец в кармашек жилетки и приготовился возразить мне. Судя по всему, он ошибочно решил, будто я пришла сюда исключительно для того, чтобы обеспечить его материалом для его любимых упражнений в искусстве спора.
– Так это события, произошедшие прошлой весной, помешали ее оперной карьере? Или тот факт, что она вышла замуж за Годфри Нортона? – прищурился он.
– Годфри призывает ее продолжить сценическую карьеру! Как вы могли предположить обратное?
– Ах вот как, призывает? Значит, он не просто симпатичная мордашка. Не сомневаюсь, Нортон весьма дальновиден в том, что касается женщин. В конце концов, нанять машинистку для конторы в Темпле было по тем временам очень смелым шагом.
– Годфри взял меня на работу скорее из доброты, чем из смелости, хотя он не испытывает недостатка ни в физической силе, ни в силе характера. Я еще не встречала джентльмена, обладающего таким набором достоинств: он благородный, мудрый и – да, галантен с дамами, как рыцарь Круглого стола. Редкое качество, особенно в наши дни, – с вызовом бросила я.
– Действительно, нечасто встретишь того, кто заслуживает столь высокой оценки здесь, на грешной земле. Удивительно, что вы сами не вышли замуж за такого достойного человека.
– Что за возмутительное предположение, сэр! Годфри бы такое и в голову не пришло, в то время как я, осиротевшая дочь священника, и вовсе не могу мечтать о ком-то настолько превосходящем меня по положению.
– А опозоренная оперная певичка, значит, подошла ему по положению?
– Нет никакого позора в том, чтобы ожидать от людей лучшего, чем они могут предложить, – горячо вступилась я за подругу. – Король был человеком, желавшим замуровать Ирен в четырех стенах для собственного удовольствия и лишить ее радости пения. Годфри же, напротив, поощряет ее возобновить оперную карьеру.
– А почему ей вообще необходимо поощрение? Возможно, теперь ей больше не хочется посвящать долгие часы упражнениям, репетициям и выступлениям, раз уж она познала семейное счастье. Ведь, как я полагаю, ее поспешное замужество привело к семейному счастью?
– Замужество было поспешным лишь из-за ваших грязных уловок и козней этого гадкого богемского кронпринца! – Меня переполняло возмущение. – Ирен лишилась настоящей свадебной церемонии в присутствии друзей и… мм… близких друзей только потому, что вы измотали ее погоней за той фотографией. А фотография, между прочим, была сделана исключительно по настоянию короля. Ирен хранила ее лишь как напоминание о своей неуместной увлеченности сей высокородной особой. Только человек с нечистой совестью мог подумать, что она использует вещественное доказательство их прошлых отношений, чтобы расстроить свадьбу короля и несчастной Клотильды.
– И мадам Адлер никогда не ставила этот брак королю в вину?
– Совсем наоборот! Она была в восторге, что ей наконец открылась правда: король готов отказаться от настоящих чувств ради брака по расчету и при этом ожидает, вопреки всем понятиям чести, что она вступит с ним в порочащую ее связь.
– Раз уж на то пошло, как такая достойная женщина вообще могла увлечься этим человеком?
– Вы не видели их вместе, мистер Холмс. Он боготворил ее. Любая женщина, которой выказывают столько почтения, может ошибиться.
– Вот именно – любая! Но мы с вами говорим о женщине непревзойденного ума, обладательнице ангельского таланта. Как она могла, пусть на секунду, позволить себе обратить внимание на такого человека, как кронпринц Богемии? В этом нет никакого смысла.
К этому времени детектив уже сидел, подавшись вперед, и забрасывал меня вопросами, как адвокат, допрашивающий заключенного.
Я сделала глубокий вдох. Ловко же он вытащил из меня оправдательную речь в пользу Ирен! В своем рвении защитить подругу я выболтала намного больше о ее прошлой и настоящей жизни, чем позволено знать таким господам, как Шерлок Холмс.