Черная черта
Шрифт:
Впоследствии этот мальчик станет великим художником Иваном
Константиновичем Айвазовским.
1916 год. Западный Азербайджан, поселок Ханлар, близ Гянджинского уезда.
Красивые места, высокие горы, покрытые зелеными лесами.
Вверху в небе парит черный коршун, у родника копытит белый конь с черной гривой. Красота!
Внизу, у подножья были слышны перестрелки армян с азербайджанцами. Залпы снаряд, взрывы бомб,
И вот тут проезжая мимо по селению Дашлы попали в плен к азербайджанцам трое русских туриста – историка.
Они искали тут последние следы династии Айвазовских. Царь Шуйский отослав своего сынка Ивана в Крым, не знал, что его потомком станет великий русский писатель Иван Айвазовский.
Узнав об этом художник спятил, и написал в своем традиционном стиле мариниста самую свою громкую картину, в которую он воплотил весь свой трехвековой гнев.
Поговаривали, что он незадолго до смерти приезжал на Кавказ, и тут, недалеко от селения Дашлы у черного родника закопал в тайнике свое сумасшедшее полотно.
И в поисках этого секрета русские историки – Владимир, Петр и
Арина – стали пленниками азербайджанских воинов.
Но с ними обращались нормально, местные бойцы не знали русского языка, вот и наши русские историки сидели в комнате, отведенной для арестантов.
Они были плененными вот уже три дня, сидели как турки на большом разрисованном ковре, перед ними на скатерти лаваш, в миске мед и масло. Рядом в пиалах свежезаваренный чай.
Иногда в комнату забегал усатый азербайджанец с карабином в руках, с горской папахой на голове, в кирзовых сапогах. Он хотел проведать пленных, выпить воды, отдохнуть малость.
Увидев его, Владимир привстав, подскакивал к нему как кенгуру:
– Слышь, парень, ты мне скажи, в чем наша вина? Что мы сделали? – спрашивает Владимир воина.
Тот явно не понимал русского языка, Владимир артикуляцией объяснял ему ситуацию. Азербайджанец очень плохо но достаточно почтенно выговаривал кое – какие слова:
– Нэ знаю, ала нэ знаю да! – ответив, воин выбегал на улицу.
Владимир понурив голову, присел с Арине. Арина устало смотрит в окно, громко выговаривает:
– Господи Боже! Тут кто нибудь знает русский язык или нет?
В этот момент в комнату заходит Теодор. Русские устало подняли на него глаза. Но Теодор вскрикнул, подняв руку кверху:
– Здравствуйте товарищи!
– Здрасти, здрасти…- удивленно заговорил Владимир. – А вы кто?
– Так, тихо, все нормально. Теперь расскажите мне, какое полотно
Айвазовского является самым жестоким, изображающим кару всевышнего?
Русские с минуту переглядывались друг с другом, потом Петр тихо выговорил:
– Но мы не знаем эту картину…Мы сами ее ищем. Великий художник узнав о том, что его предок изнасиловал пророка, ушел в горы, говорят сюда, говорят… И вот тут он нарисовал эту вещь. И зарыл у родника. Он сам оставил после смерти шифр, и вот по этому шифру мы добрались сюда. Но мы не в курсе, что тут оказывается идет война. И вот попали в плен прямо в двух шагах от цели.
– Но вы не знали одну хитрость, – мигнул им Теодор.
– Это какую же, молодой человек, – промяукала Арина.
– Вы давно были в сортире? В туалете говорю, давно не были? Срали недавно, или давно?!
– … Уже три дня. А – а… п – при чем тут это?…- спросил пораженный Петр.
– А в том, что вы все в своем кишечнике уже передержали старое говно, и оно вам мешает достичь цели. Это говно имеет свое плохое предначертание, оно вам мешает всем. Это не относится к вегетарианцам, я обращаюсь к тем, кто есть мясо. Баранина, говядина, курятина – они имеют свою кровавую ауру, слезу и карму. Надо очистить его от себя, высвободиться. Это ваше говно имеет негативную ауру, так что бегом в туалет срать! Марш срать! Всем! А потом пойдем искать полотно.
Слова Теодора оказались пророческими, после туалета на бывших арестантов никто уже не обратил внимания.
– Вот видите! Все хорошо! После отхода в уборную все улучшается.
Хотя надо знать, что когда в тебе сидит дерьмо, не торопись его высрать. Не торопись! Оно может быть и удачным дерьмом, поможет тебе в твоих начинаниях. Ну а если твои дела не идут, если они застряли, то бегом срать! Бегом! Ясно? Очень хорошо.
Они вместе с Теодором вышли из старого сарая, спустились по крутой тропе вниз, к речке.
Петр посматривал на план, начерченный на мятой бумаге. Они направлялись к тому самому роднику.
Они все вместе стояли у родника, рассматривая полотно. Это был восторг!
Едет поезд маршрутом Баку – Тбилиси. Стучат колеса: та так та так, та так, та так.
В купе СВ сидели напротив друг друга двое женщин. Одна высокая, красивая, с благородным личиком, по имени Рота. Одета была в черный костюм, на голове черный ободок с золотистыми инкрустациями. Рота посматривала в окно, и не отводила глаза оттуда минут пять.
Напротив нее сидела маленького роста женщина лет 35. Смуглая, губастая, чуть хрипловатая, с грубым гортанным говором, похожа на арабку. Смотря на нее, казалось, будто ее влагалище тоже хрипит.
Выпучив глаза, удивленно ела глазами свою собеседницу.
Она вообще по своей сути была скромной, напуганной и вечно настороженной. Говорила мало, часто молчала, искренно считая, что ей не нужен дар слова и дар речи, так как молчание – золото. Звали ее
Хира.
Но в данную минуту Хира была поражена своей собеседницей.