Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
– Что ты сказал?..
– Тебе не до конца рассказали об этом обычае? Это значит - "мир мой в ладонях твоих, ученик". А язык... теперь это язык Аст Ахэ, - помолчал. Но помни: уж коли ты решил стать моим учеником, и спрос с тебя будет особый.
– Сечь будешь?
– Сечь?
– Вала недоуменно приподнял бровь.
– Ну да. Берешь прут - ивовый, скажем, - и... Да ты смеешься надо мной!..
– Откровенно говоря, да. Хотя иве можно найти и более достойное применение.
– И чему ты будешь меня учить?
– Многому. Лечить с помощью слова, трав и камней. Отличать растения, годные в пищу. Слушать лес. Языкам - Синдарин, Квэниа... Ах'энн - без этого ты не сможешь читать наши книги. Да, а читать ты умеешь?
Халдар смущенно опустил глаза.
– Ну, ничего, научишься, невелик грех. Оружием владеть...
– Так много? И что, все твои ученики это знают?
– Конечно, - пожал плечами Вала, - и не только это. Но тебе придется отказаться от привычки носить меч.
– Почему?
– Таков здешний обычай. Пока не научишься достаточно хорошо владеть оружием.
Халдар вздохнул.
– Что ж, придется привыкать, - улыбнулся, - Учитель...
БЛАГОСЛОВЕННЫЙ И ПРОКЛЯТЫЙ. 432 ГОД I ЭПОХИ
Наверное, Гэлторн был прав, попросив позволения быть в пограничной страже. Люди там часто менялись и - хотя это звучало кощунственным - часто гибли, и вряд ли кто мог прожить столь долго, чтобы заподозрить, что Гэлторн не человек.
То были годы бдительного мира. Люди, для которых этот мир растянулся на жизнь нескольких поколений, уже привыкли к относительно спокойной жизни и не верили, что он может рухнуть. А, может, просто не понимали смысла войны. Впрочем, разве можно понять жалким смертным высокие цели любимых детей Единого?
"...Дошли до меня, Властелин мой, вести о том, что верховный король Нолдор Инголдо-финве не так давно возжелал поднять всех подданных своих против тебя. Однако не было в том ему поддержки, особенно от сыновей Феанаро. И все же это сильно тревожит меня, ибо означает лишь то, что война не за горами. Теперь надо готовиться к отражению нападения. Знаю, что не в твоем это обычае, да и не смею советовать, но я бы ударил первым..."
Государь Инголдо-финве в последнее время все чаще объезжал свои северные границы, дабы увидеть все самому. Тяжело и тревожно было у него на душе - если тихо, если Враг затаился - жди войны.
Горше всего было, что так и не удалось убедить родню ударить первыми. Да что это за родня, если родичи волками друг на друга смотрят! Верховный король Инголдо-финве... Титул - насмешка. Какой уж тут король, если на твой приказ плюют, да еще и смеются прямо в лицо... Финголфин так рванул повод, что конь испуганно вздыбился. Сыновья Феанаро пришли сюда вместе со своим отцом за Сильмариллами. Он шел мстить за отца...
– Государь!
Финголфин оторвался от своих невеселых раздумий.
– Что там?
– Какой-то человек. Вернее их несколько, но один хочет говорить с тобой.
Финголфин осмотрелся. Он был почти на выходе из ущелья, что вело прямо на северо-восток, к вражьей стране. Здесь уже была нейтральная территория.
"Надо же, как увлекся, - досадливо подумал король.
– Так и в Ангамандо недолго заехать".
Отряд людей, стоявших в отдалении, был, наверное, не многочисленнее свиты короля. По их одежде и доспехам трудно было судить, из какого они народа. Их предводитель был очень похож на золотоволосых людей Дор-Ломина. Он приветствовал короля, но Финголфин не уловил в нем того почти священного почтения, что было свойственно людям. Оба отъехали в сторону.
– А ты смелый человек, - усмехнулся король.
– Благодарю. Но я не человек.
Финголфин сжал челюсти, чуя сердцем недоброе, и усердно заглушаемое воспоминание зашевелилось в нем. Действительно, этот был удивительно похож на самого Финголфина, словно был с ним в родстве.
– Так ты из этих?
– Ты верно догадался.
– И зачем ты здесь?
– Просто поговорить. Он сказал, ты - один из немногих среди Нолдор, с кем он мог бы говорить.
– Он послал тебя?
– Нет. Он бы не позволил мне. Он уже не верит в слова.
– В этом он прав.
– И все же я верю в то, что мы сможем говорить.
– И о чем же? Если это речи о мире, то я их не услышу. Мой отец убит им.
– А ты не помнишь, за что? Один - за сотни.
– Этот один был мой отец!
– А они были моими родными и друзьями. Я остался один. И все же пришел к тебе. Мы оба слишком много потеряли - неужели и теперь не поймем друг друга?
– И чего же хочет твой хозяин?
– Мой повелитель ничего не знает о нашем разговоре. Но чего он хочет, я скажу. Он хочет лишь одного - уверенности, что вы больше не начнете войны. Он ничего у вас не требует. Живите по своей воле, лишь не переступайте нынешних границ. И пусть будет мир.
– Мира желаю и я. Но только такого, в котором не будет твоего хозяина. Можешь передать ему это. И еще - пусть припомнит, как умер мой отец.
Финголфин говорил спокойно, очень спокойно. Может, это спокойствие и обмануло Гэлторна. Люди его отряда увидели, как вернулся к свите король, как они быстро уехали прочь, а Гэлторн все еще оставался на месте, странно неподвижно сидящий в седле. Наконец, к нему подъехали. Лишь тогда стало понятно, что он боится шевельнуться - из-за раны в живот. Кто-то закричал, требуя погони, но Гэлторн простонал сквозь зубы:
– Не надо... я же не посланник... не трогайте их... иначе война...
Потом, переведя дыхание, совсем тихо:
– Я еще хочу увидеть его... дожить... отвезите...
Не надо было ничего объяснять. Он чувствовал, что не должен умирать, не имеет права, не увидев своего повелителя еще раз. А за наивность всегда платят...
Он не терял сознания - боялся, что умрет, и так и не попрощается. Страшно хотелось пить. "Я попрошу у него. Тогда уже будет можно... Теперь будет искуплено все. Может, и я смогу уйти как они, вырваться..." Временами боль отпускала, и тогда он засыпал на короткие минуты, и мыслилось ему, что он идет по бесконечным темным коридорам. "Это чертоги Мандоса", - думал он, а затем живой мир вновь заполнял его глаза, возвращая к боли.