Черная Книга Арды
Шрифт:
— Может, и могли бы… Да. Если это расчет, то расчет мудрый: в этом Владыке Севера не откажешь. Он вывел Смуглолицых из игры, не принуждая становиться на сторону Севера; очевидно, что на сторону Нолдор они уже не перейдут. Значит, что бы ни случилось, Смуглолицые станут либо союзниками Мелькора, либо — в худшем случае — останутся в стороне…
— И они становятся союзниками, в конце концов. Ну, если то, что рассказывает о Севере эта Книга, правда, удивительно, что вообще все люди этого не сделали. И, выходит, ошибался Хурин, когда говорил — Мелькору неведомо то, что движет людьми.
— Выходит, ошибался. А люди, как вы помните, действительно в большинстве своем приняли сторону Мелькора — кроме Трех Племен, разумеется.
— Тогда странно, что в Войне Гнева они не отстояли своего Властелина…
— Учителя, — мягко поправляет Собеседник. — Учителя, а не Властелина. А почему не отстояли… об этом мы с вами поговорим потом. Хотя, может быть, мои разъяснения вам уже не потребуются…
Гость собирается уже было перевернуть страницу, но останавливается, вспомнив что-то:
— А кстати… он же вроде не любит, когда перед ним падают на колени — что ж они все это делают, и вожди, и воины, и Гортхауэр, — а Владыка не возражает ?
— Есть разница между «встать на колени» и «преклонить колено» ?— вопросом на вопрос отвечает Собеседник. — Разве рыцари в столь любимых многими повестях не преклоняют колена перед своими королями ?Это знак почтения, а не почитания; верности, а не преклонения. Где верующий падет на колени перед Богом, там верный преклонит колено перед Человеком.
— Слишком тонкое различие; мало кто заметит и поймет.
Приглушенный шорох одежд — должно быть. Собеседник пожимает плечами:
— Тем не менее оно существует. Тому, кто преклонил колено, легко подняться; тому, кто встал на колени, легче пасть ниц…
АСТ АХЭ: Мать
527 год I Эпохи
… - И еще, там женщина пришла, сына своего ищет… Говорит, он у нас.
— Пусть войдет.
— Да, Учитель, — воин легко поклонился и вышел.
Пожилая женщина стояла в дверях, робко прижимая к груди узелок. Высокий седой человек, стоявший перед ней, улыбнулся уголком губ:
— Здравствуй. Не бойся, входи, садись.
Женщина, похоже, немного успокоилась:
— Скажи, ты здесь начальник, что ли, твоя милость?
— Да вроде того, — в светлых глазах блеснули веселые искорки.
Помолчали немного. Женщина вздохнула.
— Смотрю я на тебя, сынок, — видно, не жалела тебя жизнь. Молодой ведь еще, а волосы белые… Родные-то живы?
По чести сказать, он не ожидал такого поворота разговора. Сказать, кто он такой? Испугается… Нет уж, пусть лучше остается так.
— Живы.
— Тоже небось сам ушел сюда?
— Сам.
— И не спросил никого?
Он кивнул.
— Ну совсем как мой младшенький. Старик узнал — долго шумел, все грозился, что не отпустит, а тот уперся — и ни в какую: все равно, мол, уйду. Ну, собрала ему кое-что на дорогу, благословила — вот он и ушел. Письма пишет. Я грамоте-то не обучена — грамотей местный читает, а все неспокойно мне. Он у меня слабенький, с детства все грудью хворал, а упорный! Я ему говорю — ну куда тебе, ведь там воины нужны. Ты вот, сразу видно, воин: и силой, и статью, и ростом… Где тебя зацепило так — в бою или на охоте?
— В бою, — он опустил голову.
Женщина снова вздохнула:
— Да ты не печалься, пройдет. Хочешь, травы тебе разные принесу — будешь раны промывать отваром, листья к ране приложишь — до свадьбы заживет… Жена-то есть или невеста?
Он покачал головой: нет.
— Будет еще, сынок. Ты, вижу, умен, смел, а глаза добрые… И красив.
— Красив? — он усмехнулся.
— Ах, сынок, сынок… Я слишком стара, чтобы врать. Шрамы — знак доблести, а таких, как ты, я никогда не видела. Да неужели ни одна женщина на тебя с любовью не смотрела? Не поверю, сынок, — женщина лукаво улыбнулась.
Он отвернулся — быть может, слишком поспешно.
— Я тебя обидела чем-то, сынок? Ты прости старуху…
— Нет-нет… Я скажу, чтобы позвали твоего сына.
Он распахнул двери:
— Позовите Кори. И пусть поторопится — его ждет мать.
Вернувшись в комнату, он встретил обеспокоенный взгляд:
— Скажи, сынок, а Властелин… он какой?
Он задумчиво потер висок.
— Ну… вроде меня.
Женщина рассмеялась:
— Шутишь, сынок! Он бог, а боги ведь огромны ростом и могучи. Говорят, он один может одолеть целое войско, доспех его сияет ярче солнца, а в руках его огненный меч. Вряд ли мой сын сможет стать его воином…
Он не успел ответить: дверь распахнулась снова, и в комнату вбежал крепкий загорелый юноша лет восемнадцати. Год назад, когда он пришел в Аст Ахэ, он был другим. У него действительно была чахотка и начался кровавый кашель.
— Матушка! — вскрикнул юноша, но остановился в смущении, заметив высокую фигуру в черном.
— Ну что же ты? Обними мать.
— Но…
Изначальный с улыбкой поднес палец к губам.
— Если хотите, я оставлю вас.
— Нет-нет! — поспешно проговорила женщина. — Этот человек был так добр ко мне, сынок…
Изначальный отвернулся, делая вид, что разглядывает книги на полках. За его спиной слышался быстрый говор женщины и смущенный басок юноши. Когда снова взглянул на них, женщина суетливо развязывала узелок; на мгновение запнулась, потом, просительно улыбнувшись, объяснила:
— Я вот принесла… Он у меня с детства сладкое любит…
Юноша залился краской, переведя почти умоляющий взгляд с развязывающих узелок рук матери на лицо Изначального: в светлых глазах Властелина Тьмы плясали искорки смеха.