Черная Книга Арды
Шрифт:
К полудню устроили привал. Пленникам развязали руки, но стянули ремнями ноги — предосторожность отнюдь не лишняя, поскольку Уггарду тут же пришла в голову мысль о побеге. В конце концов, лучше умереть со стрелой в спине, чем… кто их знает, что они сделают! Но голодом морить, по крайней мере, не собирались.
Уггард с удивлением заметил, что несколько воинов устроились спать. Правда, отдыхать им довелось не больше получаса: тот светловолосый, видимо, старший в отряде, поднял всех и указал трогаться в путь.
От Хитлум до Черных Гор тянется равнина, поросшая жестким ковылем, с редкими островками низеньких деревьев в ложбинах; коннику — полтора-два дня пути. Эти, как видно, решили добраться за день, не устраивая долгих привалов и не задерживаясь на ночевку. Похоже, их кони были к такому привычны, пары часов отдыха за всю дорогу им хватило. Как и людям, отдыхавшим действительно по-волчьи — урывками.
Младший из пленников, Утер, более всех страдавший от неизвестности, попытался заговорить со стражами. Те молчали, не поворачиваясь даже в его сторону. Уггарда эта дорога измучила больше, чем он мог предположить; пытался спать так же, как черные воины, но такой отдых не приносил облегчения; пару раз он даже начинал дремать в седле и, очнувшись от тяжелого краткого забытья в последний раз, увидел, что путь окончен.
Горы расступились, рассеченные, словно ударом меча, узким ущельем. Перед ними черным силуэтом на фоне ночного неба вырисовывалась громада Трехглавой Горы, о которой рассказывали старики — шепотом, чертя в воздухе ограждающие знаки. Весь сон как рукой сняло.
— Слезай, — нарушил молчание светловолосый. Уггард повиновался с удивившей его самого покорностью и попытался связанными руками погладить своего вороного — благородное животное отстранилось и брезгливо фыркнуло. Уггарда это, непонятно почему, задело больше, чем поведение стражей.
— Иди вперед.
Краем глаза Уггард заметил, что остальные шестеро следуют за ним. Утер был явно напуган и жался к старшим; Уггарду и самому было не по себе. Однако — пусть не думают, что его так легко запугать, он не сопляк какой! Потому мимо стражей ворот и под высокими темными сводами коридоров и залов шел, гордо подняв голову, выпрямившись во весь рост. Досада брала на остальных: они как-то поникли, съежились и только затравленно озирались по сторонам.
В тронном зале уже собрались вожди и старейшины его племени; на троне же… Уггард почувствовал, что не может отвести взгляд от высокой величественной фигуры: черные одежды и тяжелая мантия, седые волосы перехвачены простым обручем темного металла, на коленях — меч со странной рукоятью… Уггард с трудом заставил себя смотреть в сторону, борясь с желанием упасть на колени, как остальные пленники.
— Развяжите им руки.
Холодный глубокий голос — словно с высоты, из-под сводов зала.
— Итак. Знаете ли вы этих людей?
— Да, — хрипло ответил вождь, — это Уггард, мой молочный брат. Те шестеро — его воины, Властелин.
— Ведомо ли вам, что совершили они?
Молчание.
— Не говорил ли я дедам вашим: земли в Хитлум, что взяли вы силой, будут принадлежать вам, ибо не хочу лишать крова женщин и детей ваших; не должно вам вступать в войну, ибо это не ваша война; но если выступите против людей Севера с оружием в руках, кара моя падет на вас, ибо это мой народ и долг мой — защищать его?
— Да, Владыка. Мы помним, — вождь склонил голову.
— И ныне узнаю я, что твой молочный брат, о Утрад, сын Хьорна, вождь народа Улдора, преступил этот закон. Что же ныне сделаю я с ним?
Вождь опустил голову еще ниже.
— Я призвал вас сюда, Утрад, сын Хьорна из рода Улдора, Улхард, сын Дарха из рода Улфаста, и вас, старейшины двух племен, чтобы увидели вы свидетельства беззакония, кое учинил Уггард, и подтвердили пред народами вашими справедливость приговора.
«Почему они все говорят так спокойно?! Или правду рассказывают старики, и его сердце — холодный камень, а тем, кто служит ему, он вырывает сердца, взамен же вкладывает кусок льда…»
— Признаешь ли ты, Уггард, сын Улда, что уничтожил тому шесть дней поселение Арнэ в лесах к северу от Гор Ночи, пролив кровь невинных и предав огню дома их?
— Как смел бы я, о Владыка? Быть может, это деяние харги… мне же неведомо то, о чем ты говоришь. — Уггард поклонился, прижав руку к сердцу, по-прежнему не поднимая глаз.
— Банды с юга сюда не заходят, а иртха никогда не совершили бы такого. Незачем тревожить мертвых, чтобы узнать, кто лежит в той могиле… Взгляни — вот стрелы, взятые у вас: признаешь ли их своими?
Тут отпираться бесполезно. Бронзовые наконечники — плоские, расширяющиеся к древку и оканчивающиеся там неким подобием крюков, и бурое с белыми полосами оперение: перья совы, знак племени Улдора.
— Да, Владыка. Каждый может подтвердить это.
— Они не для охоты на зверя или птицу, не так ли? Эту стрелу нашли там. Утрад, сын Хьорна, ответь — это та же стрела?
Молодой воин в черном протянул вождю стрелу — наконечник покрыт бурой коркой.
— Да, — глухо ответил Утрад.
— Владыка, — отчаяние, мешавшееся с мучительной злостью на себя за роковую ошибку, придало Уггарду смелость, — любой воин племени Улдора мог выпустить эту стрелу — почему же напраслину возводят на нас?!
— Кого ты обвиняешь? — Голос Утрада был похож на сдавленное рычание. Владыка жестом остановил его:
— Знак твоего рода — скалящийся медведь?
— Да… («А это еще к чему?..»)
— Кто может подтвердить это?
— Я, Владыка, — тихо ответил Утрад.
— Смотри же, вождь, и вы, старейшины, — видели ли вы этот знак у Уггарда, сына Улда?
Тот же воин подал вождю бронзовую пряжку с обрывком ткани плаща — того самого, который был сейчас на Уггарде. Он закрыл глаза; кровь стучала в висках, по спине пополз мерзкий холодок. Вот и все. Как мог забыть… Откуда это здесь?.. Вот и все. Все кончено. Или?..
— Да, Владыка, — на этот раз заговорил один из старейшин — надтреснутым старческим голосом, — вещь эта ныне принадлежит Уггарду, как прежде отцу его Улду.
— Довольно ли вам этих доказательств?
Молчат, переминаются с ноги на ногу.