Черная Лилия
Шрифт:
Я представила реакцию Метью на появление начальника охраны и отказалась.
– Ладно, дело твое, – согласился Уильямс. – Завтра отдохни хорошенько, выспись как следует.
"Завтра" давно уже наступило, но обращать на это внимание управляющего я не стала. Получила деньги, дождалась Дерека и отправилась домой, чуть не уснув от усталости и выпитого прямо в кэбе.
Я очень боялась реакции Метью на свое появление. Брат ни разу еще не видел меня захмелевшей. Более того, мой вид определенно давал понять, что выпила я вовсе не на веселой пирушке. Покидая клуб, я мельком увидела свое отражение в оконном стекле и даже испугалась: бледное лицо, искаженное гримасой, черный парик, размазавшаяся алая помада и потекшая черная тушь. Не знаю, что подумал о странной пассажирке кэбмен, но ни слова он не произнес. И только увидев кошелек в моих руках, проворчал:
– Мне уже заплатили, мисс.
В дом я входила, готовясь к расспросам. Как назло, в голову не приходило ни одной мало-мальски убедительной версии, объясняющей мое появление в столь неподобающем виде, а расстраивать или пугать Метью не хотелось. Я мысленно обругала себя за то, что не догадалась привести себя в порядок в гримерке Джинджер (о том, чтобы войти в собственную, и думать пока что не хотелось). Да, парик пришлось бы оставить, но хоть краску с лица можно было бы смыть.
– Ли? – послышался голос брата, и заспанный Мет выглянул из спальни. – Прости, я уснул.
В коридоре царил полумрак, так что разглядеть мое лицо Метью не мог.
– Все в порядке, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос прозвучал спокойно. – Возвращайся в постель. Я перекусила в клубе.
– Ладно, – пробурчал Мет и скрылся за дверью.
А я, двигаясь на цыпочках, чтобы не потревожить его, направилась в ванную.
Теплая вода тоненькой струйкой текла в старую чугунную ванну, занимавшую почти всю крохотную комнатушку. Увы, просторного дома с большой ванной мы с Метью позволить себе не могли. Даже на оплату этого скромного жилища из двух спален, общей комнаты, кухни, ванной, коридора и небольшого чуланчика уходила львиная доля моего заработка. Мет порывался одно время подрабатывать уличным художником, но я ему настрого это запретила.
Плеская воду в лицо, я никак не могла избавиться от тяжелых мыслей. Кто написал мне послание на зеркале? Что это было: предостережение, признак чужой ненависти, глупая шутка? Сознание туманилось, голова кружилась, и прийти хоть к каким-либо выводам я так и не смогла. Так и отправилась в постель, отложив все вопросы на потом.
А днем меня ждало новое потрясение. Проснулась я уже после полудня. Бледное осеннее солнце разогнало тучи и заливало мою комнату светом. Я натянула халат и побрела в кухню, где и застала Мета. Брат хмурился и кусал губу, перед ним лежал раскрытый "Ежедневный вестник". Я бросила на газету мимолетный взгляд и замерла. С разворота на меня смотрело большое фото Марион в траурной рамке.
Глава четвертая
Я схватила газету и впилась взглядом в статью.
– Ли! – воскликнул Мет.
Но я жадно вчитывалась в высокопарные слащавые слова. Неизвестный журналист расписывал несчастную судьбу "бедной, но прекрасной девушки, вынужденной зарабатывать себе на жизнь трудным ремеслом". Дальше содержались намеки на то, что просто пением "ремесло" Марион не ограничивалось, но и здесь писака оправдывал "заблудшую душу, для которой никто не потрудился зажечь свет истины". В нетерпении я спустилась на несколько абзацев ниже и наконец-то нашла то, что искала: обстоятельства гибели приятельницы. Марион нашли утром в Центральном парке. Кто-то заколол ее ударом ножа в сердце.
Ноги ослабли, и я рухнула на стул. Рука, державшая газету, мелко дрожала.
– Ли! Ты что, знала эту певичку?
Не в силах выдавить из себя ни слова, я кивнула. Что делала Марион в Центральном парке ночью? Кто назначил ей там встречу?
– Вы дружили? – допытывался Метью.
– Нет, – хрипло выдохнула я.
А сама невольно вспомнила надежно спрятанный в потайном отделении сумки плоский золотой портсигар, вещицу, выпавшую из кармана пальто Марион. Теперь я никогда не узнаю, как именно эта вещь попала к ней.
Самое плохое заключалось в том, что я прекрасно знала, кому именно этот портсигар принадлежал раньше. Моему отцу, пропавшему четыре года назад. Однажды вечером он просто не вернулся домой, и я почувствовала, что его больше нет. Мама постарела за какие-то несколько дней и спустя всего лишь год ушла за тем, кого столь сильно любила. А еще через два года мы с братом вынуждены были продать родной дом и уехать из города. От вырученных денег почти ничего не осталось – все ушло в оплату якобы отцовского долга. Я прекрасно знала, что векселя, которыми яростно тряс высокий сухощавый тип с седыми висками, поддельны, вот только доказать ничего не смогла. А потом… У меня был выбор, но я предпочла бежать. И поклялась однажды все узнать и отомстить тем, кто лишил нас с Метом родителей и крыши над головой.
Я отогнала тягостные воспоминания, возвращаясь в реальность. Брат с тревогой смотрел на меня.
– Так откуда ты ее знала, Лайза?
– Она… она когда-то пела в том клубе, где я выступаю.
Вот так. Вроде бы и не солгала, и не проговорилась о своей работе в "Райской птице".
– Пообещай мне быть осторожной, Ли, – встревожено попросил Мет. – Кто знает, почему эту девушку убили.
– Полиция найдет преступника, – не слишком уверенно произнесла я.
Брат присел рядом со мной на корточки и нежно сжал мои ладони.
– Пожалуйста, Ли, побереги себя, хорошо? Даже если этого урода поймают. Мне не хотелось бы потерять тебя.
Разумеется, ни в какой магазин я не пошла, а направилась прямо в клуб. Судя по царившей внутри суматохе, о смерти Марион уже стало известно всем.
– Лайза! – нервно воскликнул Айзек, увидев меня. – Хорошо, что ты пришла. Знаю, мистер Уильямс дал тебе выходной, но нам без тебя не справиться. Мало того, что приключилось с Марион, так еще и Джинджер заболела.
В сердце ледяной змеей вползла тревога.
– А что с ней случилось?
Айзек поморщился.
– Выпила она вчера слишком много, вот ей и стало плохо. Прямо отсюда в госпиталь отправили.
Перед глазами встала коробка, перевязанная золотой лентой, Джинджер, отправляющая конфету в рот. Она так и не сказала, где взяла сладости, а я не могла думать ни о чем, кроме мерзкой надписи на зеркале, вот и не спросила. И только теперь мне в голову пришла мысль, что виной болезни Джин могло оказаться вовсе не виски.
– Она… она выживет? – запинаясь, спросила я.