Черная магнолия
Шрифт:
И 26 февраля 1907 года с балкона дачи, принадлежащей киевскому антрепренеру Новикову, которая располагалась близ Ялты, в коляску градоначальника революционер-фанатик бросил бомбу. Прогремел взрыв. В предсмертных муках на земле корчился кучер, хрипели раненые лошади, а Думбадзе отделался легкой контузией, лишившись… козырька фуражки. Не раздумывая, полковник выхватил наган и бросился задерживать преступника. Понимая, что от преследования не уйти, террорист выстрелил себе в рот.
Тут же генерал приказал выгнать на улицу обитателей дачи и поджечь ее. Деревянное строение сгорело дотла всего за несколько минут. Так он показал, что ожидает тех, кто дает пристанище бунтовщикам. После этого в Ялте надолго установился мир и порядок, а градоначальник к уже имевшимся должностям получил еще одну — Высочайшим Соизволением он был назначен управляющим летней резиденцией Государя в Ливадии. Столыпин, узнав об этом происшествии, приказал выплатить незадачливым хозяевам сгоревшей недвижимости
Утро нового дня генерал встречал в своем кабинете с неизменным стаканом чая в серебряном подстаканнике. Еще с вечера ему готовились сводки происшествий, списки подозрительных лиц, заехавших в город, а также подавались газетные статьи сомнительного содержания. Но сегодня Ивана Антоновича волновало только одно сообщение: «Вчера, 19 марта, в два часа пополудни в гостинице «Гранд-отель» под фамилией Никонов поселился «святой старец» Григорий Ефимович Распутин. Вместе с ним прибыл его секретарь — Арон Симанович. Указанные постояльцы проживают в разных номерах. Комнаты оплачены на неделю вперед».
«Волочится за Государем точно облезлый хвост, — раздраженно подумал генерал. — Мало ему скандалов в столице, так он еще и сюда пожаловал. А ведь понимал, куда ехал! Знал, что я терпеть его не стану, потому чужим именем и назвался. — Градоначальник отхлебнул горячий, как уголь, чай и задумался: — А может, нет худа без добра? А что, если, пользуясь случаем, поставить в этой затянувшейся истории точку? Большую и жирную. Вся Россия спасибо скажет!»
От внезапно пришедших мыслей его даже в жар бросило. Генерал резко поднялся и зашагал по комнате, чувствуя, как застучало в висках. В таком возбужденном состоянии последний раз он находился во время преследования террориста, пустившего себе пулю на даче Новикова. «Допустим, приглашу эту скотину осмотреть новое творение Шервуда — замок Ласточкино гнездо. И во время экскурсии подойду вместе с ним к самому краю. Мол, посмотрите, Григорий Ефимович, какая пропасть под ногами. А там… оступится «старец» ненароком, с кем не бывает? Ни один судебный следователь моей вины не докажет. В таком деле главное, чтобы не было поблизости посторонних, потому как эти самые свидетели и есть первая опасность».
Думбадзе подошел к окну и задумался: «Свита сопровождения все равно будет рядом. И наверняка найдется какой-нибудь очкастый гаденыш с толстыми линзами, который разглядит то, что ему не следовало… Другой вариант — предложить этой сибирской бестии прогулку на катере. Выйдем в открытое море, да и выбросим самозванца за борт! Опять же — «выйдем», «выбросим» — это значит придется иметь несколько помощников? А если во время следствия они сдрейфят? К тому же знаю я этих столичных судебных следователей по особо важным делам: в глаза улыбаются, чай с конфетами предлагают, папиросками угощают и вопросы задают совсем на первый взгляд безобидные. Но замечаешь случайно, что этот опрятный чиновничек сверлит тебя исподтишка глазами, будто зубной техник буравчиком. Вот тут ты и понимаешь, что уже давно, оказывается, висишь у него на крючке, точно проглотивший наживку карась… Опытный рыбак знает: все рыбьи разговоры начинаются с пузырей, а заканчиваются добрым форшмаком, — горько усмехнулся офицер. — Ладно. А что, если использовать этого поручика, прибывшего недавно из дальнего гарнизона? По-моему, он искренне восхищается мной. Да и к тому же тайно посещает местное отделение Союза русского народа. Спасибо, единомышленники донесли. Вот уж ирония судьбы! Он — грек, я — грузин, и оба — истые радетели русской нации! Надо сегодня же издать приказ о переводе его в штаб. Кстати, это неплохой повод для беседы. Поговорю, прощупаю его. А там уж и решу — сгодится или нет. Будем считать, что один помощник у меня уже имеется. Но какова будет реакция Царя на известие о смерти Распутина? Александра Федоровна, понятное дело, впадет в истерику — как же! — душегубы ее ангела-хранителя порешили!..»
Думбадзе вынул из кармана миниатюрный черепаховый гребень и, расчесав пышные усы, плавно переходящие в бакенбарды, улыбнулся — вспомнил шутку своей молодой жены о чудодейственной силе гребня, который наталкивает на верные мысли — стоит только провести им по усам. «Торопиться не следует. По крайней мере, неделя у меня точно есть. В воскресенье, на Великую Пасху, я приглашен к Государю на обед. Вот и попытаюсь прощупать его отношение к этому мужику. Вдруг удастся убедить Николая Александровича, что нахождение при дворе Распутина вредно сказывается на авторитете великодержавной власти? Хорошо бы. Тогда и грех на душу не придется брать».
Иван Антонович всей душой любил Царя. Он помнил, как три года назад Его Величество — командир батальона в чине полковника — изволил потребовать походное обмундирование и снаряжение рядового пехотинца из подчиненного градоначальнику 16-го стрелкового полка. А потом,
Думбадзе снова сел за стол и принялся просматривать свежую прессу. Взгляд выхватил из газетного текста сообщение «Венского телеграфного агентства»: «Итальянский военный флот в составе 27 кораблей вошел в Дарданеллы и начал обстреливать турецкие береговые укрепления. Ответным орудийным огнем с крепости потоплен итальянский крейсер. Потери турецкой армии: один раненый солдат, одна убитая лошадь и сгоревшая пустая казарма».
Как старый солдат, получивший за храбрость в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов звание поручика, генерал очень остро переживал разгоравшийся на Балканах конфликт между Константинополем и Римом. Он ясно понимал, что братья по вере — болгары, сербы, черногорцы и греки, видя слабость Турции, уже были готовы уступить соблазну и добить раненого «османского зверя». И тогда до мирового пожара оставался всего один шаг. А кто его сделает первым — Австро-Венгрия или Россия, — уже не имело никакого значения. О том, что именно Григорий Распутин предостерег Государя от опасной военной авантюры, ялтинский градоначальник не знал.
11
«Дама с собачкой»
Легкая рябь моря переливалась по упругой, движущейся поверхности. Разлетевшиеся по небу кусками ваты облака отражались в воде темными пятнами. Стаи чаек то лениво колыхались на пружинах волн, то с криком разлетались в стороны, выхватывая из моря добычу. Черным колесом из пучины выпрыгнул один дельфин, за ним другой. Мол вдавался в бухту тремя зигзагами. Недалеко от берега на якоре стояли два корабля — бывшие парусники, превращенные теперь в безмачтовые баржи. Ничего не осталось от былой красоты фрегата и корвета — ни крепких парусов, ни гордой осанки. Их будто подвергли гражданской казни и, точно идущих по владимирскому тракту каторжан, принудили таскаться на буксире за пароходами. И было совсем непонятно, как удалось этим ископаемым созданиям пережить своих сверстников, давно нашедших покой на морском дне. Выходит, не только у людей есть отведенный для жизни срок. Короток век и у кораблей. Пройдет несколько десятков лет, проржавеют и уйдут на переплавку сверкающие новизной «Святой Николай», «Королева Ольга» и «Потемкин-Таврический» — именно такие невеселые мысли и посетили Ардашева, который в одиночестве брел по набережной. Его неизменный спутник доктор Нижегородцев умудрился простыть и теперь лежал в номере, ожидая, пока Ардашев принесет из аптеки Левентона нужные микстуры и порошки.
С каждым днем в Ялте становилось теплее и, число отдыхающих заметно возросло. С тех пор как Клим Пантелеевич занялся сочинительством, он как-то незаметно увлекся одной довольно простой забавой: наблюдая за незнакомыми людьми, он пытался угадывать их мысли, чаяния и даже прошлое. Эти небольшие устные зарисовки «отпечатывались» в голове, а вечером ложились на бумагу, пополнив коллекцию персонажей, которые затем — рано или поздно — оживали на страницах его рассказов.
Вот, например, навстречу шествовала типичная русская семья, вероятно, из какой-то российской глубинки: глава — немолодой, располневший господин с густыми черными усами, который, казалось, не шел, а, точно сказочный Колобок, катился. Мужчина указывал на корабли, стоящие на рейде, и что-то увлеченно рассказывал жене и сыну — курносому веснушчатому юноше с оттопыренными ушами и озорными глазами, искоса посматривающему на барышню, которая гуляла по боковой аллее. Супруга же Колобка — еще не лишенная прелести дама — выглядела тускло, словно выгоревшее на солнце платье. Ее унылый вид говорил о том, что, пробыв в Крыму по крайней мере неделю, она так по-настоящему и не отдохнула. «А может, ей скучно без наперсницы, с которой можно было бы посудачить, лорнируя публику», — мысленно предположил присяжный поверенный, вспомнив свою благоверную, которую на этот раз он оставил дома, будучи вполне уверен, что в Ялте пробудет совсем недолго.
— Здравствуйте!
Ардашев обернулся. Перед ним стояла все та же «дама с собачкой», и собачка была тут же, на поводке.
— Здравствуйте, — с улыбкой ответил Клим Пантелеевич. — И как ваш питомец? Больше не убегает?
— А он теперь всегда рядом. Но возникла новая проблема — не дает проходу его «возлюбленная». Стоит нам появиться на Виноградой, как она несется навстречу. Мы поменяли маршрут и стали гулять в городском саду. Но и там она нас подкараулила. Знаете, эта дворняжка так обиженно лает на Вилли, что мне кажется, будто она его в чем-то упрекает, — брюнетка наивно захлопала глазками.