Черная маркиза
Шрифт:
От этой крамольной мысли Грир ещё пуще развеселился.
Хотя поводов для веселья, прямо сказать, было немного.
Со времени последнего откровенного разговора, когда Грир непреклонно сообщил парню, что отныне прикоснётся к нему, только если тот сам его об этом попросит, они лишнего слова друг другу не сказали. Добровольный целибат давался Гриру не так уж и легко, но он утешал себя мыслью о том, что безруким-то калекам живётся ещё труднее.
Моран тоже не был безруким, но явно страдал бессонницей, о чём свидетельствовали предательские круги под его лихорадочно горящими синими глазами. Но упрямец
Это раздражало Грира столь же сильно, сколь возбуждало и умиляло. Ему так и хотелось притиснуть стервеца к планширу, пусть даже на глазах всего экипажа, и впиваться губами в припухший упрямый рот, пока тот наконец не запросит пощады.
Но он, чёрт побери, дал себе и ему слово и вынужден был его держать.
Тем временем второй его стервец был уже где-то совсем рядышком. В гаванях, куда заходил «Разящий», Гриру сообщали, что видели «Маркизу» три дня… два дня… день назад.
Грир не знал, что станет делать, настигнув наконец Дидье Бланшара, но совершенно точно знал, что капитану «Маркизы» отчаянно требуется его помощь.
Прямо сейчас.
— Поднять якорь! — зычно скомандовал Грир, едва дождавшись, пока шлюпку, на которой пришвартовались Моран и лоцман, втащат на борт.
Надо было торопиться.
На рассвете следующего дня к борту «Маркизы» подплыл чернявый, как галчонок, мальчишка на плотике, — на таких вертящихся в воде юрких плотиках не раз плавал в детстве сам Дидье, — и, запрокинув голову, тонко прокричал, что капитана Бланшара ждут в доме его отца нынче же в полдень. И, не дожидаясь ответа, поспешно налёг на свой шест.
Ровно в полдень Дидье, который не спал и не ел больше суток, прицепил к поясу, кроме шпаги, ещё и пару пистолетов и прыгнул в самоходную шлюпку. Он строго-настрого приказал Сэму и Кэлу не спускать глаз с берега, но огня без его приказа не открывать, что бы ни происходило там, на берегу.
Дидье твёрдо знал, что если даже Жозефина Сорель подстроила ему ловушку, его смерть или увечья не стоят гибели его деревни.
Но больше никто не должен был об этом знать.
Запретив себе думать о чём бы то ни было, кроме предстоявшего разговора, Дидье выбрался из шлюпки на шаткие деревянные мостки пристани, поймав канат, брошенный ему давешним мальчишкой, и отправил шлюпку обратно на «Маркизу». Он усмехнулся, заметив изумлённо округлившиеся глаза этого галчонка, увидевшего, как шлюпка сама собой, без людей, руля и паруса, послушно плывёт назад к кораблю.
Дидье подмигнул мальчишке, швырнул ему серебряную монетку и легко взлетел на знакомый пригорок.
Интересно, как там Лукас с Марком… Моран… Грир…
Дело, которое Дидье предстояло сейчас сделать, он должен был сделать один.
Деревня будто вымерла под палящими лучами полуденного солнца. Даже собаки, и те не лаяли. И куры не квохтали в пыли.
Ни единого звука не было слышно.
Словно во всей округе не осталось никого, кроме него и чернявого мальца на пристани. Должно быть, паренёк был сиротой, рассеянно решил Дидье. Никакая семья не выдала бы своего отпрыска на съедение пиратскому капитану.
Он беззаботно вышагивал по совершенно пустой улице, чувствуя спиной, всем телом впивавшиеся в него сквозь щели заборов взгляды, изо всех сил надеясь, что ничьи глаза не смотрят на него через прицел мушкета.
Что ж, на всё воля Божия, подумал Дидье спокойно. В конце концов, если его сейчас и сразит пуля, он просто ляжет в родную неласковую землю рядом со своей матерью.
Рядом с Инес.
Тряхнув головой, он толкнул знакомо скрипнувшую калитку и вошёл в собственное подворье.
Здесь почти ничего не изменилось. Даже поленница высилась на том же месте, что и восемь лет назад. И недостроенные стены дома Франсуа торчали неприкаянно и одиноко.
Ведь Инес умерла всего лишь три года назад, как сказала Жозефина. Почему же его брат раньше не достроил свой дом?
Дидье ступил на потемневшее от дождей крыльцо и с силой потянул на себя массивную, окованную железом дверь.
Никто не заколол в его честь упитанного тельца.
На него в упор смотрели три пары глаз троих людей, сидевших за широким дубовым столом.
Смотрели как через прицелы мушкетов.
Отец, совершенно не изменившийся, лишь серебра в чёрных волосах прибавилось…
Франсуа, как две капли воды похожий на Пьера.
И Жозефина Сорель.
Дидье мельком подумал о том, долго ли сопротивлялся Пьер Бланшар её требованию присутствовать при разборе собственного семейного дела. Но Жозефина, конечно же, одержала верх. Она всё-таки была здесь старейшиной, а он — членом её общины, и от его решения в этом деле зависела судьба деревни.
Ни мачехи, ни Мадлен за столом не было.
Никто из присутствовавших не проронил ни слова, продолжая лишь сверлить его напряжёнными и недобрыми взглядами.
C'est drТle!
Дидье выдвинул из-под стола грубо сколоченный табурет и тоже не спеша уселся.
Тяжёлое молчание наконец нарушила Жозефина.
— Мы слушаем вас, капитан, — сказала она, сознательно или ненароком подчёркивая новое звание блудного сына семейства Бланшаров.
Дидье на миг прикусил губу, а потом отрывисто спросил:
— Где Мадлен? Я хочу поговорить с нею, не с вами.
Сделав нал собой явное усилие, Пьер заговорил — так же отрывисто и хрипло:
— Она — неразумное дитя, и её судьбой распоряжаюсь я.
Внезапная догадка пронеслась в мозгу Дидье, и он проговорил, наклонив голову и глядя не на родных, а на Жозефину:
— Вчера вы спросили меня, мадам, почему я ждал столько лет, чтобы увидеться с сестрой. Я скажу вам, как на исповеди — да, это моя вина, что я ждал. Наша мать… Даниэль… когда-то давным-давно поручила Мадлен мне… когда умирала. После всего, что случилось здесь восемь лет назад… я постарался всё забыть. И Мадлен тоже. — Он перевёл дыхание и продолжал как мог спокойно: — Я жил жизнью Берегового Братства… там, на островах, на тёплых островах, зелёных и солнечных, далеко-далеко отсюда. Я стал капитаном «Чёрной Маркизы». У меня было много забот, много друзей… женщин. Я видел иные города, другие страны… весь мир! Но мне… — Он поднял на отца глаза, ставшие вдруг очень усталыми. — Мне начала сниться мать. Даниэль. Она смотрела на меня так, будто укоряла. И я всё вспомнил. Я понял, что нужен своей сестре. И потому я вернулся. — Он положил кулаки на стол и спросил, как выстрелил, продолжая в упор глядеть на отца: — Что произошло с Мадлен?