Чёрная музыка, белая свобода
Шрифт:
Характерно также, что в так называемых «песнях протеста», а также рок- и поп-опусах, порожденных молодежной контркультурой, существует удивительная неадекватность словесного и музыкального содержания. Как правило, гуманистический и социально-критический пафос текстов этих песен противостоит монотонно-регулярной тотальной роковой ритмике музыки (аккомпанемента), создающей ощущение «бессмысленности», банальности динамического и логического развития, переводящего музыку в русло чисто чувственной, соматической, моторной реакции, апеллирующего к дологической массовидности и принудительной авторитарности рефлекса и коллективного бессознательного, а не к свободному и индивидуальному выбору.
Новоджазовый нонконформизм обладал более глубокими и серьезными истоками, чем контркультурное поп-фрондерство, тесно связанное с идейным снобизмом, интеллектуально-гедонистической молодежной модой и сублимативными проявлениями сексуальности. За новоджазовым протестом — реальные страдания
Естественно, что авангардный джаз никогда не скрывал своей идеологической подоплеки, всячески афишируя свой эстетический и социальный протест. Но если последовать примеру Рошака и попытаться выявить все идеологические составляющие фри-джаза, то быстро выяснится, что никакой единой, тотальной и систематизированной идеологией он не обладает. Наряду с идеями черного национализма, негритюда, христианской и мусульманской эсхатологии, индуизма и дзен-буддизма, в качестве его идейных составляющих можно также назвать восточный мистицизм, анархизм и маркузианство. А так как положение цветного в США не сводимо к положению человека вообще, то лейтмотивом
всех его идейных построений, естественно, остается проблема расового самоутверждения.
Характерно в этом отношении высказывание одного из вьщающихся музыкантов свободного джаза, Джозефа Джар-мана, из Чикагского художественного ансамбля. В стихотворной аннотации, которую Джарман предпослал одному из альбомов своего квартета, он пишет: «Стремитесь изменять, стремитесь восставать — подстрекайте не к бунту, подстрекайте к революции... Помните: яд — вот что Запад дал бы нам... Господь вещает: „Усиливай борьбу, лови момент..." [31] Любопытно, что здесь революционный экстремизм отчетливо сочетается с расовой нетерпимостью и теологическим обоснованием насилия.
31
Цит. по: Art Ensemble of Chicago. "Reese and Smooth Ones" (Byg 529329).
Эсхатологические видения, отрицание западных духовных ценностей, ощущение культурного вакуума, связанные и с социально-культурной маргинальностью, и с острой потребностью аутентичной самореализации, — характерные черты мироощущения многих музыкантов нового джаза. В этом смысле довольно типично высказывание Энтони Брэкстона: «Мы находимся накануне полного краха западных идей и жизненных ценностей. Мы находимся в процессе разработки более значительных ценностей, и наша музыка — непосредственное проявление этого» [32] .
32
Anthony Braxton. "Three Compositions of New Jazz" (Delmark 415).
И хотя джазовый авангард демонстрирует довольно широкий идеологический спектр: от пантеизма и мистицизма Джона Колтрейна до анархизма Арчи Шеппа и экстремистского национализма Клиффорда Торнтона, от космического мессианства Сан Ра до революционаризма Джозефа Джармана — все эти разнонаправленные тенденции объединяет социально-критический пафос, нравственная, морализаторская установка и, конечно, высокий уровень расового самосознания.
Но в результате этого идейного плюрализма новый джаз не стал искусством тенденциозно-идеологическим. Носителями его идей, его социальных опосредовании, его внехудо-жественных, внемузыкальных истоков, в том числе и его негативизма — социально-критической направленности, — всегда оставались лишь элементы формы, техники, художественного метода. Эта опосредованно-художественная форма передачи идеологического содержания — принципиальное отличие нового джаза от традиционного, где господствовали давно дискредитированные в серьезной музыке принципы «эстетики выражения» (ориентация на элементарную ассоциативность). Именно в этом принципе художественного отражения, используемом новым джазом, — основное эстетическое отличие подлинно высокого искусства от искусства массовой культуры. Не следует также забывать, что идея в свободном джазе всегда носит личностный, персонифицированный характер, что обусловлено особенностью его художественного метода.
Но, с другой стороны, если рассматривать понятие «идеология» как некий абстрактно-теоретический процесс — процесс абстрактного моделирования реальности, противопоставляя, как это делал еще Маркс, научное и идеологическое мышления, видя в идеологии понятие, направленное на стабилизацию системы, ориентирующее не столько на истину, сколько на поведение (как правило, сводя его к конформизму), то тогда, конечно, новый джаз полностью деидеологичен. К тому же внутренняя свобода и развитая саморефлексия (имманентные личностные качества музыканта-импровизатора) неизбежно противостоят в эстетике фри-джаза соблазнам идеологического схематизма. Новый джаз, основываясь на принципах идейного и духовного плюрализма, слишком негативно диалектичен, чтобы оза-
ботиться стабилизацией (эстетической, социальной или иной другой). Парадокс новоджазового функционирования состоит в том, что в нем сам механизм процесса свободной импровизации неизбежно фильтрует, снимает неимманентные для личности импровизатора идеологические мифологемы. Свободная импровизация (ее экстатичность, спонтанность, ненормативность) гарантирует личностную и идейную подлинность музыки. Поэтому-то в авангардном джазе сама музыка успешно противостоит идеологическим иллюзиям ее создателей, тяготея не к внешней идеологической иллюстративности, а к глубинной и персонифицированной идейности.
Революционное действие: джазовое эхо
Зрелость расового негритянского самосознания, ощутившего и свое отчуждение, и свою связь с африканской культурой, и свое новое историческое предназначение, обусловила переход негритянского освободительного движения к прямому историческому действию, нередко принимающему форму насильственных акций. Апостолы этого нового движения: Малькольм Экс, Лерой Джонс (Амири Барака) и особенно Франц Фанон — немало потрудились над пропагандой идеи тотального насилия и радикального отрицания европейской цивилизации, над идеей превосходства «черной эстетики».
Для многих расово мыслящих черных музыкантов авангарда, оказавшихся в плену идеологизма, ложного осознания социальных явлений, чрезвычайно соблазнительными явились два момента в рассуждениях идеологов черного национализма о прямом историческом действии, рассуждениях, полных пафоса насилия и апокалиптического сгущения
красок. Во-первых, художническое восприятие черных джазменов чутко уловило в их проповедях элемент эстетизации насилия, а во-вторых, музыканты фри-джаза с готовностью приняли их тезис о насилии как о последней возможности личностной самореализации для афроамериканца. (В последнем экстремисты были отчасти правы, ибо трагическая невозможность выбора и отсутствие возможности реализовать себя в качестве волевого субъекта истории чрезвычайно остро переживались молодой негритянской интеллигенцией.) Поэтому-то утверждение леворадикальных идеологов черного национализма, что лишь стихийное, спонтанное действие, опирающееся на освобожденные силы подсознания, является подлинно революционным актом, нашло свое опосредованно-эстетическое воплощение в технике и философии нового джаза.
Своеобразной эстетизацией, музыкально-художественной трансформацией идеи прямого исторического действия — действия стихийного и спонтанного — частично и объясняется стремление музыкантов свободного джаза к новому способу джазовой коммуникации — к непосредственному и «прямому» самовыражению (частично, ибо на то были и другие, гораздо более веские причины).
Было бы ошибкой полагать, что содержание авангардного джаза чуть ли не полностью связано с борьбой негров за гражданские права в США или что своим появлением он обязан этой борьбе. Свободный джаз нельзя выводить из этого широкого расового и общественного движения, ибо движение это, как, впрочем, и весь культурный подъем негритянского искусства во второй половине XX века и главное — его расово-националистическая ориентация, явились следствием зрелости расового и эстетического сознания афроамериканца, следствием возникновения новых социальных условий его существования. Следовательно, новое негритянское социальное и культурное движения — явления, существующие параллельно, а не первичный и вторичный феномены. Естественно, что эти явления оказывают определенное взаимное влияние. Более того, лишь ничтожное меньшинство произведений нового джаза непосредственно тематически (программно) связано с новым этапом расово-освободительной борьбы афроамериканцев. Опосредованно же почти все новое негритянское искусство в США знаменует новый этап этой борьбы — следствие общего с этой борьбой генезиса. Дело здесь не столько в том, что фри-джаз непрограммен и что носителем его содержания становится не отраженное в музыке замузыкальное понятие, а особенности формы, структуры, техники импровизации, звукового материала, но главным образом в том, что, отойдя от дешевой актуальности и утратив стремление к популярности, ему удалось глубже и адекватнее передать как новое сознаниеафроамериканца, так и суть нового этапа его существования и борьбы, — через демонстрацию его духовного потенциала и передачу его глубинных чувственно-эмоциональных особенностей, что, кстати, дало возможность авангарду выразить не только расово-особенное, но и общечеловеческое, «выразить, — как сказал Гас Мацоркис, — глубокую правду о положении человека(а не просто негра, белого, горожанина, сельского жителя, американца, современника)» [33] .
33
Matzorkis G. Down where we all live // Down Beat. 1966. 7 Apr. P. 22.