Чёрная музыка, белая свобода
Шрифт:
Таким образом, начинает проясняться закономерность появления новой джазовой формы и проблема ее адекватности содержанию джазового авангарда. Причины, обусловившие появление молодежной контркультуры, несомненно, повлияли и на эстетику свободного джаза. Принципы нового смыслостроения европейской постсериальной музыки не могли не пересечься с принципами формообразования авангардного джаза — при всей полярности их фундаментальной эстетической основы их нередко роднит сходство музыкальной логики и языка. Тем не менее становится все яснее, что новый джаз являет собой эстетически автономную сферу, уникальность которой во многом объясняется спецификой духовного опыта его создателей, и что новый вид коммуникации, предложенный свободным джазом — максимальная непосредственность «прямого» самовыражения и восприятия, — нельзя рассматривать обособленно от нового этапа развития общественного сознания в США.
ДЖАЗОВАЯ
Дух есть бесконечное сопротивление тому, чтобы быть чем-либо вообще. То, что не установилось, не является и чем-то. То, что установилось, мертво.
Шёнберг! Заставьте этих людей прочесть Достоевского! Это важнее, чем контрапункт!
Системность в джазе
Диалектика развития джазового процесса всегда складывалась из взаимодействия двух противоположных тенденций: стремления эстетического сознания музыканта к преодолению существующих в джазе эстетических норм и правил и одновременной тяги его к устойчивости, стабильности, к упрочению обретенных форм и канонов. Источником джазового развития как раз и была эта антиномия: стремление к самоотрицанию, преодолению старого содержания и консервативного фактора «окончательности», завершенности обретенного. Это дает нам право рассматривать природу функционирования джаза (автономного вида музыкального искусства) как эстетическую систему, являющуюся слагаемым общекультурного европейского процесса, функционирующего на сходном принципе.
В современном джазовом музыкознании (если таковое существует) исследование джазовых направлений осуществлялось по типологическому принципу, т. е. сводилось к попыткам создания стройной их классификации на основе соотнесения музыкальных произведений со стилистическими признаками и эстетическими нормами этих направлений. Но здесь нужно отметить одну особенность джазового искусства, существенно отличающую его от иных художественных систем.
Импровизационность джаза требовала от исследователя соотнесения этой музыки не столько с нормативной эстетикой и стилистикой направления, сколько с индивидуальным творческим обликом ее создателя, т. е. требовала рассматривать ее прежде всего как целостное выражение внутреннего мира личности музыканта.
Отсюда проистекают два критерия системности в джазе, в свою очередь определяющие два принципа системного анализа джазовой музыки. Джазовую пьесу можно анализировать в рамках внутренне единого и завершенного комплекса произведений, созданных одним музыкантом, т. е. в качестве самостоятельной художественной системы рассматривать особенности определенной художественной индивидуальности (что почти никогда не делалось). С другой стороны, в качестве критериев системности может выступать совокупность определенных стилистических (эстетических) норм джазового направления, не соотносимая с личностью, индивидуальным обликом музыканта. И тогда при системном анализе музыка предстает в значительной степени отчужденной от личности ее создателя. Именно в этом причина недейственности применяющегося в исследовании нового джаза типологического принципа анализа (частично оправданного при исследовании традиционного джаза).
Значимость джазовой пьесы как элемента системы определяется уже не столько ее собственными свойствами, сколько особенностями ее связей с системным контекстом — характером отношений с другими элементами системы. Следовательно, системный анализ создает предпосылки для большей полноты, объективности и адекватности оценки, причем создает возможность не диахронного, а синхронного рассмотрения развития джазового направления или творчества музыканта.
Но рассмотрение джазовой пьесы как части системы еще не гарантирует полной адекватности анализа, ибо сама анализируемая система для полноты описания, в свою очередь, должна рассматриваться как часть некой метасистемы (что непреложно математически и логически доказано еще Ге-делем в его теореме о неполноте). Поэтому при последовательном системном подходе к джазовой композиции само джазовое направление (или индивидуальное творчество музыканта) должно, в свою очередь, рассматриваться как некая подсистема, входящая в более обширную порождающую систему, которой является уже вся историческая совокупность Джазовых музыкальных текстов (при этом о самом джазе с достаточной мерой объективности можно говорить лишь как о составной части мировой музыкальной культуры).
Из двойственной природы джазового процесса с очевидностью вытекает, что эстетическая нормативность является для него чем-то вроде стабилизирующего фактора, отражающего момент завершенности определенного этапа джазового развития. Но, с другой стороны, сама идея завершенности, абсолютизации определенного направления ведет к нормативности — в этом осуществляется обратная системная связь, — тогда как принцип историзма требует рассматривать джазовые направления не как замкнутые и завершенные стилистические конструкции, а лишь как формы движенияджазового процесса.
Амбивалентность системного подхода к джазу является следствием диалектики его функционирования, следствием двойственности самого источника его развития. Но учитывая, что личность исполнителя в джазе в силу импровизационного характера этой музыки играет основополагающую роль при создании, а значит, и при восприятии создаваемой им музыка (особенно в свободном джазе), основными элементами системы, в которой рассматривается джазовая пьеса, должны быть не составляющие направленческой эстетической и стилистической нормативности, а особенности творческой индивидуальности и музыкального языка импровизатора. Более того, при условии рассмотрения лишьэстетических (стилистических, технических) норм музыки невозможно выявление подлинных содержательных моментов джазовой композиции, а анализ творчества джазового музыканта оказывается недейственным, ложным, ирреальным (особенно в авангарде).
Казалось бы, чего проще: для полноты и объективности музыкального анализа нужно просто сочетать обе разновидности системного подхода, оба метода анализа — создать комплексный личностно-типологический метод. Но специфика джаза такова, что степень ненормативности в нем варьируется в зависимости от направления: в свободном джазе она нередко чрезвычайно высока, в традиционном — сводится к минимуму. (Стилистические признаки и эстетические правила в авангарде не могут быть навязаны музыканту, они в огромной мере сами им создаются.) Именно поэтому музыкальное высказывание в старом джазе, несмотря на импровизационность, нельзя считать полностью аутентичным, объективно передающим особенности духовного и эмоционального облика его создателя. Слишком велики силы, опосредующие, искажающие, ограничивающие это высказывание, ибо эстетика традиционного джаза ориентирована скорее на правила (норму, стиль), чем на человека; в старом джазе музыкант говорит на общестилистическом языке. Да и сама форма высказывания в традиционном джазе и мейнстриме, ее язык плохо приспособлены для передачи интеллигибельного, жизни сознания, ибо слишком связаны с эстетикой популярного искусства, массовой культуры. Поэтому-то личностный анализ музыки в доавангардном джазе приблизителен, и лишь фри-джаз создает предпосылку для его полноценности. Причем характерно, что адекватность такого анализа подлинной сущности личности музыканта и его объективность прямо пропорциональны степени относительной ненормативности музыки.
Кажущаяся полная эстетическая ненормативность нового джаза — всего лишь следствие его разностильности. Никакое искусство не может развиваться без ориентации на норму и частичного отклонения от нее. В новом джазе возникла новая эстетическая нормативность, явившаяся результатом эстетического закрепления частых и радикальных отклонений от традиционной нормативности. Новая норма в свободном джазе в большей степени соотносится с индивидуальностью музыканта, чем с набором канонизированных музыкальных теоретических правил, поэтому проявления нормативности в новом джазе обладают меньшей предсказуемостью, чем в традиционном, что делает саму нормативность менее жесткой. Практически в авангарде шла эстетическая переориентация с относительно жесткой шкалы предписаний (лад, тональность, артикуляция, квадратность, определенная структура, метроритм, а также значительные чисто стилистические нормы) на индивидуальный стиль и высокую свободу структурных, ритмических, тональных, тембральных и прочих комбинаций на основе инвариантных джазовых компонентов (импровизация, свинг, драйв, специфическое звукоизвлечение).
В новом джазе общая стилистика стала второстепенным критерием музыки, так как сама стилистическая цепь распалась. Точкой отсчета в авангарде стала личность, а не канонизированный прием, стиль, форма. (Здесь нужно оговориться, что под стилем, формой, приемом подразумевается всеобщее, а не особенное. В традиционном джазе форма была носителем общестилистического, в свободном джазе она стала единственным носителем индивидуального, личностного. В авангарде форма выступает не в своем старом качестве носителя стилистики направления, нормативного языка, эстетических опосредовании, а в новом качестве тождества личностному началу музыки.) Личностный аспект джаза (и без того значительный) получил в авангарде дальнейшее развитие, поэтому и воздействие нового джаза на слушателя, контакт музыканта со слушателем стали сильнее и теснее, ибо личность музыканта в свободном джазе предельно обнажилась, личностная экспрессивность музыкального изложения (драйв) необычайно возросла. Парадоксально, но верно: в авангарде мы скорее приемлем или не приемлем не музыку, а человека.