Черная ночь Назрани

Незнанский Фридрих Евсеевич

Вдруг Турецкий почувствовал, что собравшиеся на улице милиционеры, исподволь наблюдавшие за домом, тревожно встрепенулись. Он осторожно заглянул в образовавшийся проем и остолбенел: на пороге дома появилась Тамара. У нее были связаны ноги. Поэтому, подталкиваемая кем-то сзади, она передвигалась «гусиным шагом». Крыльцо перед входом представляло собой полукруг из двух ступенек, и она остановилась на краю верхней, словно артистка на авансцене. Только у этой артистки помимо связанных ног были сплетены веревкой и заведенные назад руки, а рот заклеен скотчем.

На первый взгляд

могло показаться, что девушка стоит одна. На фоне темнеющего дверного проема не сразу бросалось в глаза, что к виску Тамары приставлен ствол пистолета, а за ней прячется мужчина. Будучи ростом выше пленницы, он слегка пригнулся, чтобы снайперам было сложнее зацепить его. Так художники Средневековья изображали Сатану, искушающего человека. Сейчас «искушаемая» стояла неестественно прямо, будто вытянулась по стойке «смирно». Неестественная поза была принята ею не по своей воле — предусмотрительный Сатана, чтобы его живой щит не нагнулся, просунул под рубашку Тамары длинный металлический прут таким образом, что его нижний конец находился в брючине джинсов возле щиколотки, а второй торчал у затылка.

Турецкий с тоской посмотрел на уродливую картину. Вести переговоры — отдельная профессия, и ей учатся. В свое время к ним в прокуратуру приезжал бывший начальник Генерального штаба британской армии. Так он подробно рассказывал, как в Англии обучают переговорам полицейских. Причем не молодняк, а старших офицеров, тертых калачей. Для достижения успеха помимо профессионализма необходимо еще и элементарное везение. Ведь террористы, да и заложники, зачастую непредсказуемы.

Александр Борисович взял протянутый кем-то из милиционеров рупорный громкоговоритель, обычно такой называют матюгальником. Теперь можно не надрывать глотку, а говорить спокойно.

— Я вас правильно понял: если мы выполним ваши условия, то вы отпустите заложников?

— Слово джигита! — крикнул Джангиров.

— Какие же ваши условия? Сколько денег хотите?

— Идея хороша. Может, и деньги возьмем. Но условия я подготовил другие. Вы предоставите нам автобус…

— Может, машины хватит?

— Смеешься, москвич? Я повторяю, автобус. У нас много людей. Еще не все воины Аллаха ушли из города. Автобус подгоните сюда, к дверям. Предупреждаю — дом заминирован, забудьте про всякие десанты, вертолеты. Водителя автобуса, со связанными руками, посадите внутри. Мы потом его развяжем, и он вернется с заложниками на автобусе. Теперь — вы даете нам коридор до Чечни. Когда приедем на место, я с моими людьми выйду. Про деньги ты хорошо напомнил. Но вы бедные. Поэтому возьму с вас немного — сто тысяч. Причем рублей. Оцените мою щедрость. Другой бы вас разорил похлеще казино.

Все это время ствол джангировского пистолета упирался Тамаре в висок. Она боялась пошевелиться.

Александр Борисович повернулся к стоявшему рядом Захарину:

— Что делать будем?

— Наверное, нужно соглашаться, — протянул капитан с кислым видом. — Неизвестно, сколько у них там людей.

Турецкий повернулся к командиру собровцев:

— Вы как считаете?

— За границей долдонят, что с террористами в переговоры вступать нельзя. Американцы

в Ираке с ними не разговаривают. Нам тоже ничего не стоит превратить этот дом в лапшу. Но я смотрю на эту девушку… Нужно соглашаться.

— Что ж этот хмырь никак свой пистолет не уберет, — проворчал Турецкий и, поднеся ко рту микрофон, крикнул:

— Где Виктор?

— А-а, заика-то, — натужно засмеялся Джангиров. — Он теперь мусульманин. Ислам принял. Уедет с нами по собственной воле и не вернется.

— Мы должны убедиться в том, что он жив.

— Какая вам разница! Девушка-то жива, ее видите.

— Раз уж мы ведем серьезный разговор, хотим убедиться в вашей полной искренности.

Джангиров пригнулся еще ниже и, повернув голову, что-то крикнул по-чеченски в глубину дома. Потом опять выпрямился:

— Придется подождать. Он плохо ходит.

— Подождем.

Через несколько минут прихрамывающий мужчина вывел связанного по рукам и ногам, с заклеенным скотчем ртом Виктора. Турецкий приветственно махнул ему рукой, но тот не заметил, поскольку уставился на стоявшую под дулом пистолета Тамару. При этом он так набычился, что, казалось, веревки на руках и ногах вот-вот с треском лопнут, поэтому Махмуд поспешно затащил его обратно в дом.

— Юрий Алексеевич, доложите о требованиях террористов Цаголову. Нам необходимо действовать.

Захарин побежал в эмчеэсовский автобус.

— Время нужно, чтобы все подготовить, — обратился Турецкий к прятавшемуся за Тамарой злодею.

— С удовольствием подождем, — ответил тот.

— Раз уж договоренность достигнута, могу я подойти поближе?

— Не советую.

— Что, так и будете держать пистолет? Рука устанет.

— Переложу в другую. Я стреляю с обеих рук.

— Вы так старательно прячетесь. Я даже вашего лица не видел.

— Зачем оно вам?

— Противника нужно знать в лицо.

— А почему вы считаете меня противником? Чем я вам насолил?

— Бритаева кто убил?

— Меня там и рядом не было.

— Хохрякова тоже подкупил кто-то другой.

— Это я. Но на моем месте это сделал бы любой. А чего теряться? Когда ментяра продается, грех не купить.

— А зараженное мясо продавать — куда это годится?

— Это не я. Это молодой парень по глупости сделал. Я-то знаю, вы все таким дерьмом привыкли питаться, что отравленное мясо вас не возьмет.

— Поэтому Руставела Султанова вы не отравили, а убили из пистолета?

— Про такого я совсем не слышал.

Турецкий неоднократно задумывался о природе удачных случайностей, которые помогали в следствии, неожиданно проясняя сложную ситуацию. Такие бывали почти в каждом деле. Задумывался — и не находил ответа. Как объяснить, почему он вдруг вспомнил про Руставела именно сейчас? Что толкнуло его на это? Ведь логично было бы спросить про покушение на Мусалитина. Уж его-то точно организовал Джангиров. А насчет Руставела сомнительно, тот опасен в первую очередь для Круликовского. Однако что-то заставило его задать этот вопрос, который, усиленный громкоговорителем, как и все предыдущие слова следователя, проник в дом и долетел до ушей Махмуда.