Черная охота
Шрифт:
— Чем добру пропадать, хай пузо лопнет! — Леонид принялся за вторую миску поджарки.
Трех столов хватило на всех. Петров оглядел сотрапезников. Фомичев, Степан Кузьмич — команда администрации. Леонид, Никита да он сам отдыхающие. И Алла.
— Вы-то почему не уехали? — полюбопытствовал Никита.
— У меня — практика, — пожала плечами девушка. — Завтра комиссия из университета приедет, с ней и отбуду.
— Вы воронежская? — поддержал разговор Леонид.
— Из Казани два месяца как перевелась, успела.
— Иваныч! —
— По почте получишь, — буркнул Фомичев.
— Откуда они? — спросил кладовщика Петров.
— Кухонные бабы? Говорят, совхозные. Я-то первый год здесь, — Степан Кузьмич поднялся. — Пойду кухню принимать.
Петров бросил камушек в омут. Пора подводить предварительные итоги. Гибнут исключительно мужчины, участники экспедиции: тонет Одинг, задыхаются Патура и Седов, убит Рогов, и как убит!.. Краеведы… Куда исчезла Зиночка Лубина? Уехала в город горевать по Одингу? Муратов сбежал из больницы — зачем? Осталась Алла — из чувства долга? Студенты баловались галлюциногенами — острых ощущений захотелось? Сатанизм — романтизация токсикомании?
Игра в вопросы надоела.
Где-то здесь — полянка. Пожалуй, она. Нелегко пробраться. Муравейник в наличии и пень на месте. След от ножа в самом центре. Гномон?
Он пригляделся к знакам на пне.
Это не краска, не чернила.
Что привело сюда Одинга? Или кто? Зина?
Он разглядывал кусты.
Оплошность. Большая оплошность. Самонадеянный дилетант, вот кто он.
Петров пробрался вглубь кустарника.
Не мог сразу сообразить. Верхогляд. Торопыга. Кретин.
В маленькой ямке, небрежно прикрытой валежником, лежала Зина Лубина.
То, что от нее осталось.
— Близится осень, увы… — Никита отложил газету. — Темнеет рано. Что зимой делать станем?
— Проживем, — Леонид подошел к канделябру. — Мой знакомый в кооперативе клепает «буржуйки» и керосинки. Богатеет, нет слов.
Одна за другой свечи загорелись, засияли.
— Ночь, — Алла отошла от стола. — Ночь…
Стеклянные стены павильона-библиотеки почернели, тьма прижалась к ним, жадно высасывая слабый свет полудюжины огоньков. В углу похрапывал начальник, в одиночку одолевший поллитровку «Целебной Русской». Остальные сидели вокруг уставленного консервами столика.
Никита опять завел:
— Помню, в Киев попал на майские праздники в восемьдесят шестом, профсоюз путевку в турпоезд выделил, горящую. Народ рвался оттуда, а я туда. Походили мы по Киеву, на улицах — одни приезжие. Умные киевляне по домам отсиживаются. Я подумал-подумал, да и сам под землю спрятался — в Лавру пошел.
— Правда, что там мертвецы прямо на виду лежат? — Алла, скинув кроссовки, забралась на кресло с ногами.
— Лежат. Лица прикрыты, а руки видны.
Блеснуло!
Петров закрыл глаза, зажал уши.
Подполье, тело Патуры, обвязанное веревкой, холод стен, подступающее удушье и…
Пятно света, отброшенное поворачивающимся на ветру ставнем, скользнуло по камню кладки, земляному полу, бочке — рассохшейся, со сползшими обручами, опять по полу — стоп! Из мрака выхвачена рука, коричневая, сморщенная кисть с полусогнутыми пальцами, кисть правая, выше — темная материя рукава, все, дальше — ничего.
Мозг зафиксировал картинку и спрятал, приберег, а сейчас выложил. Пользуйся.
— Спите? — легонько коснулся плеча Степан Кузьмич.
— Почти. Пойду, прилягу.
— Стоит ли? Вдруг рядом бродит… — Леонид не закончил.
— Думаю, имеет смысл провести ночь всем вместе, — поддержал и Никита.
— Нет! — Алла соскочила на пол. — Вдруг он — один из вас? Я не останусь. А в домике у меня есть чем встретить любого, пусть сунется!
— Но, Алла… — попытался возразить Леонид.
— Нет, я ухожу. Последите лучше за собой!
— Позвольте вас проводить. Надеюсь, меня вы не подозреваете? — Петров потер глаза.
— Я вообще никого не подозреваю. Я просто боюсь.
— Начальничек-то уснул, — попытался разрядить обстановку Леонид.
— Переволновался, — сокрушился кладовщик, — неприятностей боится. И работу потерять. Я за ним пригляжу.
— Все же не мешает держаться кучнее. Я переберусь в домик рядом с вашим, Алла. Никита, присоединяйся, — предложил Леонид.
Лунного света хватало. Приемник «Океан», большой, тяжелый. Очень удобно. Петров снял заднюю крышку.
Если заменить килограммы внутренностей на пару микросхем, освобождается место для маленькой, но очень полезной вещицы, по сравнению с которой «узи» — мастодонт. Кобуру на грудь, у сердца, а поверх — легкомысленную светлую курточку.
База молчала. Он миновал ворота, свернул с дороги.
Серебряный лес черен изнутри. Но и чернота бывает разной. Надо правильно смотреть. Через минуту проступили, показались деревья, кусты, трава. Трюх-трюх по тропинке. Пепельная хвойная стлань пружинила под ногой. На сучок наступить, споткнуться, пошуметь, сохраняя чувство меры. Придет, даже и не захочет — придет. Натуру знаю, и потому обычай мой такой…
Знакомая полянка. Точно ли он повторяет маршрут Зины и Одинга?
Падающая звезда оставила огненный след.
Маньяк. Простое, исчерпывающее, удобное объяснение.
Меняю ослиные мозги на ослиные уши. Пора идти дальше.
Деревня в ночи естественнее. И разбросанные на свету дома выстроились в улицу, что стояла вдоль старой ухабистой дороги. Собачьего лая разве не хватает. Обло, стозевно…
Он шел спиной к луне и ждал, не появится ли рядом другая, чужая тень. Нет. Придется посетить злой дом — «Голую избу».
Небойко сыпались звездочки — августовская метеорная капель лишь зачиналась.