Черная охота
Шрифт:
— Возьми лопату, — Муратов с трудом шевелил языком. — Начни с правого дальнего угла, авось что и сыщем.
— Как в прошлый раз — пачку остмарок? Заставь потом фрицев отоварить, Михаил спустился за Патурой.
Муратов встал на колени, закрыл глаза. Качает, как на волнах, океанских, больших: то вознесет высоко-высоко, то вниз бросит. Первые дни, пока мышатник не клали, выворачивало до последнего закоулка в кишках, а с ним — терпимо. Нет, это не волны, а прыгает гигантская лягушка, а он у нее в брюхе. Ии-гоп! Ии-гоп! через поле, через лес на Лысую
Муратов вздрогнул, приходя в себя. Кажется, вздремнул. Во рту заструилась кислая, обильная слюна, голова гудела.
— Мужики! — Он свесил голову в люк. — Я на двор выйду.
Пол изогнулся, превращаясь в воронку, и его неудержимо потянуло вниз, в горловину молчащего подпола. Ползком он пытался выбраться наружу, руки скользили по доскам, стараясь зацепиться, удержаться, а из щелей выпрыгивали и бежали мимо сотни мышей, круглых, брюхатых, сливаясь в сплошной серый поток, водоворотом исчезавший в подполе и с хлюпаньем затягивавший за собой тяжелое непослушное тело. Он поднялся на локтях, чтобы не захлебнуться в этом потоке, но тут из-за печки выкатился клубок червей, ударил в лицо и рассыпался, залепив глаза, рот, нос, но нельзя заслониться, очиститься, а надо изо всех сил ползти, ползти, ползти…
Алла поминутно оглядывалась на Петрова, в который раз рассказывая о том, как нашла Олега без сознания во дворе «Голой избы». Никита и Леонид шли рядом, стараясь не отставать от стремительной девушки, полчаса назад влетевшей в столовую и закричавшей в голос «Помогите!».
Пройдя мимо разбросанных домов, она уверенно вывела их на заросший дрянью двор.
— Сюда! Вот он!
Олег Муратов лежал посреди двора, подложив руки под голову, словно решил поспать.
— Разберемся, — Петров прикоснулся к его шее.
Тепленький, живой. Ватку с нашатырем — к носу. Веки дрогнули, поднялись.
— Лежи, лежи, — Петров вытащил из сумки шприц, содрал пластиковую упаковку, набрал два кубика кофеина.
— Ты здесь один? А где остальные?
— В подполе, — Муратов сел, поддерживаемый Аллой. — Они вниз спустились, а мне стало плохо и… Нет, не помню.
Значит, в подполе. Ладно. Вернее, неладно.
Петров заглянул в избушку. Из проема посреди пола — ни звука. Подобрав ломик, он поспешил назад, во двор. Доски легко падали наземь, ставни раскрыты. И ломом — по стеклам!
Теперь в избе стало светло, солнечные квадраты пали на пол, устланный мелкой, тяжелой пылью.
— Видите? Следы Муратова, а те — Патуры и Седова.
— Получается, они до сих пор внизу? — дошло до Никиты.
— Получается. Лучше отойти к двери, — Петров выглянул наружу. — Алла, не найдете крепкой веревки?
— Где-то была. В избе Ситника, да, Олег? — но Муратов опять закрыл глаза. — Я сейчас, мигом!
Петров принюхался. Древесная гниль, пыль, рвота. Букетец.
— Держите, — вбежала Алла и
Петров попробовал веревку на разрыв. Прочная, выдержит. Он связал петлю, надел на себя, конец веревки отдал Никите:
— Следи по часам, через две минуты не вылезу — тащи.
Несколько глубоких вдохов и — вниз, быстро.
— Три, четыре, пять… — отсчитывал бесстрастный голос в голове. Лестница затрещала, но он уже стоял на земле. — Восемь… — свет из люка скудный, у ног валялся фонарик, он попробовал включить — бесполезно, иссякла батарея, — одиннадцать… — он шарил по полу, — пятнадцать, шестнадцать… — вот! Холод кожи не допускал и намека надежды, — двадцать два… — он подтащил тело к лестнице, перенес петлю на Михаила Седова, перепоясал его, рассмотрев-таки… тридцать семь… — и вверх!
Никита посмотрел на жадно дышавшего Петрова, потом — на веревку в своих руках. Стоя над люком, они медленно выбирали веревку. Алла вскрикнула, когда над полом показалась голова Михаила — синее лицо, широко раскрытый рот, язык меж зубов.
— Нет, выносить не стоит, положим у стены.
— А искусственное дыхание?
— Он мертв несколько часов. Трупные пятна, — Петров задрал рубаху Седова.
Второй раз он спускался без страховки, не без труда отыскал скорчившегося в углу Патуру, у лестницы задержался. Наверху скрипнул ставень, отраженное светлое пятно пронеслось полосой, в ушах зазвенело.
Та же синева, исцарапанная в кровь шея, гримаса…
— Отчего они умерли? — воротник душил Леонида.
— Задохнулись. В подполе скопился газ. Муратов тоже надышался. Его счастье — успел выбраться наружу.
Петров сел на землю. Устал. Газа глотнул? Мелькнуло что-то и ушло неосознанное, оставив чувство упущенного. Подумать надо.
— Кажется, машина с базы едет! — это Никита.
Придется встать, Муратова в район везти, в больницу.
— Володя! — скользнула в дверь Алла. — Ты знаешь?
— Конечно. Ужас. Ты из больницы? Как Олег?
— Ему лучше. Потом мы в милицию заехали, они завтра прибудут, если бензин найдут.
Рогов вздохнул.
— Еще и Зина куда-то делась, наверное, в город удрала, с нее станет, любимица Одинга, что ей тут без него… Экспедиции конец, завтра начнем паковаться, — он поднялся. — Ты ужинала?
— Не успела.
— И я опоздал, только из города вернулся. У меня есть банка тушенки, на двоих хватит.
19 августа.
Сухая, безросая трава зашевелилась обещающе. Багир заерзал, припал к земле. Ну, сейчас! Толстый уж прополз мимо, и котенок, разочарованный, побежал дальше.
Здесь часто рыбу дают, вкусную. Он обнюхал деревянную ступеньку, подал голос. Нет, не дают. Дальше, в кустах, виднелась старая, давно вылизанная банка. Мимо, мимо…
Багир слонялся по базе, но, кроме неосторожного кузнечика, ничего не нашел. Последний домик. Правда, тут ему никогда ничегошеньки не перепадало, но пропускать не стоит.