Чёрная пантера с бирюзовыми глазами
Шрифт:
– Ах, малыш Томас, ты ещё слишком юн, чтобы знать, как правильно приветствовать даму, – покачал головой Джеффри и повернулся ко мне. – Пойдёмте, я вас провожу. Каро уже проснулась, и совсем неплохо себя чувствует. Думаю, она будет рада тебя увидеть. Только тихонько – Гвенни просидела возле матери почти всю ночь и только недавно задремала.
Вслед за Джеффри мы вошли в одну из дверей, за которой оказался небольшой коридор. Одна его стена была сплошной, на другой располагались три двери, а между ними – огромные окна в полстены высотой. Сквозь два из них были видны «внутренности» обычных больничных палат, на данный момент – пустых, третье изнутри закрывали жалюзи. Именно туда и направился Джеффри. Тихонько постучавшись, он приоткрыл дверь, просунул голову в образовавшуюся щель и негромко произнёс.
– Каро, к тебе посетители. Ты как, готова их принять?
Видимо, получив изнутри какой-то знак, он вытащил голову наружу, кивнул нам на дверь и приложил палец к губам, давая понять, что нужно соблюдать тишину. Мы на цыпочках вошли в палату. На кровати лежала та самая женщина, которую мы нашли в «тюрьме». На этот раз она уже не выглядела такой бледной и измученный. Хотя она всё ещё лежала под капельницей, это было, пожалуй, единственное сходство с нашей первой встречей.
Кровать была намного просторнее и даже на глаз мягче и удобнее той, к которой она была пристёгнута. Кстати, ремней, разумеется, тоже не было. Вместо казённой больничной «распашонки» на Каролине была красивая ночная рубашка, бледно-зелёная, с рюшами и вышивкой, и лёгкое одеяло. Волосы, прежде спутанные и слипшиеся от пота, теперь были аккуратно расчёсаны. Исчез лихорадочный блеск в глазах, на щеках, прежде бледных до желтизны, проступил лёгкий румянец. Но самое главное – это полная умиротворённость, которую теперь излучала эта женщина.
Взгляд Каро был сосредоточен на Вэнди, которая, свернувшись клубочком, спала в кресле, пододвинутом к кровати. Её маленькая ручка, даже во сне, крепко цеплялась за руку матери. Когда мы вошли, Каролина подняла на нас глаза. Я точно могла определить момент, когда она либо узнала меня, либо догадалась, что я такая. Потому что если вначале её взгляд излучал лишь лёгкое любопытство, то потом глаза женщины, остановившись на мне, широко раскрылись и налились слезами.
– Спасибо! – прошептала она, потом взглянула на спящую дочь и снова на меня. – Спасибо.
И я поняла, что она благодарит меня не за своё спасение. А за то, что я спасла её ребёнка. Для неё это было гораздо важнее.
Мы постояли ещё какое-то время, но я совершенно не знала, о чём говорить. Я не знала Каролину, я пришла к Вэнди. Но она спала, поэтому, немного потоптавшись у двери палаты, мы шёпотом пожелали скорейшего выздоровления, попрощались и вышли обратно в коридор, а из него – в холл. Джеффри дожидался нас там и попросил зайти в его кабинет.
– А теперь, молодой человек, покажите-ка мне ваше колено, – обратился он к Томасу.
Тот неохотно, но послушно, закатал штанину, продемонстрировав роскошный синяк, и уселся на кушетку. Доктор достал из шкафчика какую-то мазь и начал аккуратно втирать её в гематому.
– И где же ты умудрился так удариться?
– Споткнулся, когда бегал с Лаки по коридору, вот и приземлился на колено, – дёрнул Томас плечом. – Это же так, ерунда. Заживёт, в первый раз что ли?
– Тебе повезло, что ничего себе не повредил. Колено – вещь не самая неуязвимая. А ты ведь не хочешь хромать ближайшие шестьдесят лет?
– Да кто же хочет-то? Но ничего же не произошло!
– Мы же вроде бы договаривались: получил какую-то травму, любую, хоть синяк, хоть царапину – сразу ко мне. Вы, дети, слишком хрупкие, и лучше перестраховаться. Вот переродишься – я и не взгляну больше в твою сторону, хоть в лепёшку расшибись, ты мне будешь уже не интересен. Но пока ты смертный – будь добр, соблюдай правило.
– Ладно, обещаю. Просто я не думал, что с такой фигнёй тоже нужно к тебе идти!
– Теперь знаешь. Ладно, пока хватит. Вот, возьми мазь, и смазывай колено несколько раз в день. А если вдруг почувствуешь какой-то новый дискомфорт – пулей ко мне.
Томас с недовольной миной смотрел на протянутый ему тюбик, как я когда-то смотрела на тарелку со спаржей. Собственно, я её и сейчас терпеть не могу, просто никто меня уже не заставляет её есть. Наверное, все дети ненавидят полезное, в какой бы форме оно им не предлагалось. Поэтому я протянула руку и сама забрала мазь у Джеффри.
– Я прослежу, чтобы он мазал свой синяк.
– Буду тебе весьма обязан, – и доктор слегка мне поклонился. Его манеры были настолько старомодны, что мне и самой захотелось в ответ сделать книксен.
– Да, кстати! – вспомнила я. – Для Каролины хватило крови? А то, если нужно, я могла бы дать свою. У меня первая группа, только я резус не знаю.
– Спасибо, но пока не нужно. Нам даже не понадобилось делать ей переливание, сейчас идёт просто поддерживающая терапия и профилактика возможного воспаления. Она уже на полпути к выздоровлению. Но, на всякий случай, я предупредил парочку наших юношей, которые сейчас живут в долине, что они могут понадобиться в качестве доноров. Так что, если вдруг понадобится-таки переливание, что сомнительно, то их кровь будет под рукой в любой момент.
– А почему именно юношей? – меня несколько удивил выбор слова. Хотя, возможно, такому явно немолодому оборотню большинство мужчин кажутся юношами.
– Потому что у них пока ещё положительный резус-фактор, как и у Каро. А у всех взрослых он – отрицательный. Конечно, первая отрицательная кровь универсальна, подходит для переливания кому угодно. Но я всё же предпочитаю полное совпадение, если такое возможно.
– «Пока ещё положительный?» – я совсем запуталась. – Что значит «пока»? Он что, потом изменится?
Я захихикала, от абсурдности подобного предположения, но Джеффри смотрел на меня абсолютно серьёзно.
– У всех взрослых оборотней первая отрицательная группа крови. Без вариантов. Рождаемся мы с разными группами и резусами, а после перерождения всё приходит к общему знаменателю.
– Но почему?! – я буквально села, ошарашенная такой странностью. Это показалось мне даже более невероятным, чем превращение человека в пантеру.
– Ой, грядёт лекция! – заныл Томас. – Можно, я снаружи подожду. А то Лаки уже, наверное, нас заждался.