Черная Принцесса: История Розы
Шрифт:
И если Влад посматривал на Никиту с некой «завистинкой». То сам Никита смотрел на «другого». И старался походить на него, «утонченным» и строгим стилем. «Холодным» и «ледяным»…
Глава 1
Взвихрив темно-каштановые пряди правой пятерней. Левой продолжая «зависать» на серой клавиатуре ноутбука. Никита и ее убрал со стола в гостиной. Погружая обе в «творческий беспорядок» шевелюры на затылке. Откинувшись на спинку стула из темного дерева, в цвет самого стола, он уперся в «последний». Во внутренние его ножки своими ногами и «завис» над полом. Передними
Не обращая внимания на почти до конца расстегнувшуюся рубашку в черно-красную клетку на груди. Не от тяжелого и сбивчивого дыхания. А от того, что невозможно было находиться долгое время в «скованности». Он и рукава закатал до локтя. А после и над ним.
Стараясь привести и «смести» мысли в «кучу» из всех «углов». Но раз от разу, только, «раздувал» их еще больше. «Улетая», только себе, в понятные «дальние дали». То из-за чрезмерно ставшего вдруг громким, с ничего, стука стрелок часов и треска огня в камине. То из-за «таких» же криков за окнами. «Закрытыми» по всей стене до пола за ним. От натяжного потолка до пола, буквально. То из-за шагов по ту сторону двери квартиры. То из-за «монохромности», и «двуцветия», комнаты. В которую он перебрался из своей «полигамной» и «радужной». Надеясь на «помощь» и улучшение, увеличение «продуктивности», за счет «черно-белого стандарта».
Теперь же, это только мешало. «Отсутствие разнообразия», которое должно было настроить на нужный и рабочий лад, не отвлекая ни на что, расстроило. Белые стены «слепили», а черный потолок со встроенными белыми светильниками, «угнетал». Придавливая к такому же, как и он, ламинату пола. Ковер «спасал», но в то же время и не совсем. Являясь лишь небольшой деталью «совместки». «Призванный» оттенять, а на деле – «выделял» еще больше. Как и светлый, почти белый, ламинат под ним. И белая керамическая посуда с приборами из нержавеющей стали, которые он сдвинул. Как ни крути, а обеденный стол. «Последние» – контрастировали и выделялись из всей «ч/б утопии», но не надолго.
Тут же в поле зрения попадала и стойка. Железная черная подставка у камина и со всевозможным «инвентарем». Под «помощь с розжигом и переворачиваем поленьев и углей». С небольшим черным шкафом слева от него и от нее. На половину и сверху заполненный всевозможными и невозможными книгами. А снизу – светло-коричневыми древесными бревнами для розжига. И черным углем в белых пакетах.
Выполненный целиком из черного кирпича, камин был облицован и черной глянцевой плиткой. Ко всему – «отражая» в себе стоящий перед ним черный кожаный диван. И два белых кожаных кресла. С темными деревянными вставками по бокам от него. Они будто были в «поддержку» стенам и рамам на стенах. В черных рамах висели пейзажи и силуэты людей, выполненные черной и серой краской и на белом фоне. Освещаемые черными металлическими плафонами с белым холодным светом по сторонам от них.
На камне камина висела широкая черная плазма, над которой и были расположены «злополучные» часы. С черно-белым циферблатом, белыми полосами и стрелками на черном фоне. А под ними – фотографии. Настояние не столько парней, сколько «главы семейства» в «семейном уюте» и «семейной ячейке». Фотографии их самих, но уже в белых рамках, и с поддержанием «черно-белого формата». Трое парней и мужчина по отдельности. И только одна общая и посередке. Как бы «венчая» всю композицию «единением». Чуть левее шла дверь в кухню из темного дерева. Со стеклянными матовыми и металлическими вставками, «окаймляющими» окна. С круглой серой металлической ручкой-замком.
Перед гостиной «возвышалась» лестница. Уходя на второй этаж темным деревом широких ступеней. Со светодиодной подсветкой в «темных» их углах. Правой своей стороной примыкая к стене, левой она проходила над прихожей. И была огорожена черным матовым металлическим «бортиком» – перилами. Каждая вертикальная и горизонтальная вертикальные палки были «усеяны» вензелями меж них. Чем-то напоминающие, но только слегка, рисунок на ковре. В них тоже были цветы, но только без бутонов и листвы. Лишь стебли с похожими на шипы «выростами».
Прихожая, только на небольшую часть, открывалась парню с того места, где он сидел. Белая стена под черный потолок, исполняла роль «перегородки» и встроенного стенного черного шкафа-купе. Она не позволяла увидеть всего. Разве, кусочек тумбы для обуви из того же темного дерева и зеркало в черной раме над ней. Справа от нее уже была лестница, просматриваемая меж ступеней. Слева же находилась темная, почти черная, стальная входная дверь. Черный коврик с малым грубым ворсом перед ней. И вешалка из той же стали, что и дверь, для верхней одежды в углу.
Ничего лишнего, все «минималистично» и чисто «по-мужски». Никакой «забитости» крышки тумбы всевозможной мелочью. От разнообразных расчесок и косметических средств до заколок, резинок и флаконов духов. Даже, ключи висели на специально отведенных, для этого, черных металлических крючках у двери. Сам шкаф, как и тумба, были забиты куртками и пальто, кроссовками и ботинками. Ничего не валялось и не лежало бесхозным. Или сброшенным в спешке и не убранным. Чистота стояла идеальная. Пусть, убирались и не сами. В основном, доверяя большую часть «службе по уборке». Но за собой, всем оставленным после себя и собой, следили и убирали сразу же. Обувь и одежда, по приходу, отправлялась на свои «места». Свободное пространство ценилось ничуть не меньше, чем личное. Что «одно» же из «другого» и «вытекало». Ведь, так или иначе, входило в «юрисдикцию» на тот, или иной, момент.
Но парню мешало все и все. И даже эта дотошная чистоплотность! Мысли настолько зашли далеко и глубоко в «тупик», отбрасывая редактуру текста в дальний ящик. Что ему бы впору «сорваться» и пойти убраться. Прибраться здесь и… Везде! Во всей квартире! В своей комнате! Переставить мебель местами и рамки перевесить. Гардероб в шкафу пересмотреть. Обувь в тумбе сменить. Пыль протереть. А перед этим – найти! Поесть и попить, сходить в ванную и туалет! Отвлечься как-то. Может и вздремнуть. Поспать!
Под конец и вовсе начала мешать даже тишина. Уйдя в текст, в «междустрочие» и «межбуковье», «межзначие», он перестал слышать все. Часы и камин, людей… Все возможные и невозможные «шумы» и «раздражители». А прежде всего, он сам, как основной и главный «раздражитель» для себя.
Уткнувшись взглядом в ноги, обтянутые темно-синими джинсами, подвернутыми снизу до щиколоток. И оголявшими, не совсем, уже белые. Но и, тем не менее, носки. Он попытался сосредоточиться на этом. «Зависнуть» на нитях вкрапления в ткани. И попытаться «структурировать» мозг, расставив все и вся по «полочкам», подсчитывая их. Нить за нитью. «Прореха» за «прорехой». Потертость за…