Черная роза
Шрифт:
На бесконечных рядах столов лежали, стояли, сбивались в кучи инструменты, ведра, мешки и мелкие черные контейнеры с хрупкими ростками.
В дальнем конце у стены сидела спиной к нему увлеченная работой Роз.
«Изумительная шея», — мелькнула не совсем уместная и, если подумать, глупая мысль.
Но опять же, от фактов никуда не денешься. Особенно если коротко подстриженные черные волосы идеально подчеркивают длинную восхитительную шею.
И опять же — все в Роз длинное и восхитительное. Правда, в данный момент это длинное восхитительное тело запрятано в мешковатые брюки и бесформенный свитер с поддернутыми для удобства рукавами, но Митчелл прекрасно помнил ее гибкую фигуру.
И точно так же он помнил — еще до того, как Роз услышала его шаги и обернулась, — что ее глаза тоже удлиненные и завораживающего цвета темного-темного янтаря.
—Простите за вторжение.
—Ничего страшного. Просто не ожидала увидеть вас здесь.
—Я получил контракт и решил лично сообщить вам, что он подписан и заверен, и заодно взглянуть на ваш питомник. Я потрясен, хотя ничего не понимаю в садоводстве. Потрясен до глубины души.
—Спасибо.
Митчелл опустил взгляд на ее рабочий стол, увидел горшочки, некоторые пустые, некоторые уже с землей и торчащими крохотными листочками.
—Что здесь происходит?
—Пересадка всходов. Целозия... петушиный гребешок.
—Понятия не имею, что это такое.
—Я уверена, вы их видели раньше, — Роз машинально провела пальцами по щеке, оставив на ней грязное пятно. — В цветении они похожи на маленькие метелки из перьев, очень яркие. Лучше всего продаются красные.
—Понятно. Вы пересаживаете их в эти маленькие горшочки. Зачем?
—Чтобы, когда они приживутся, не трогать их корневую систему. Они этого не любят. Я рассаживаю их совсем юными. Они расцветут к весне, и им придется пережить только последний переезд в сады наших покупателей. Поверить не могу, что вам это интересно...
—Я сам не поверил бы. Но это как целый новый мир. А что здесь?
Роз приподняла брови.
—Ну, если вам на самом деле интересно... Маттиола, или левкой. Очень душистые цветы. Видите те, с желтовато-зелеными листочками? Махровые. Тоже расцветут к весне. Клиенты предпочитают покупать цветущие растения, поэтому я стараюсь предоставить им богатый выбор. Эта секция для однолетников, а там многолетники.
—У вас природный дар или сие плоды многолетней учебы? Откуда вы знаете, что делать, как отличить обычные цветы от махровых на этой стадии?
—И дар, и учеба, и любовь, и большой личный опыт. Я возилась с цветами с раннего детства. Помню, как бабушка — со стороны Харперов — брала мои руки в свои и показывала, как примять землю вокруг растения. Я лучше всего помню бабушку в садах Харпер-хауса.
—Элизабет Харпер, в девичестве Макиннон, жена Реджинальда Харпера.
—У вас хорошая память.
—Я пролистал записи. Какой она была?
Роз почувствовала в его вопросе не только профессиональный интерес и даже немного растрогалась.
—Доброй и терпеливой. Но если рассердить ее, наводила ужас. В семье ее звали Лиззи или Лиззибет. Обычно она носила мужские брюки, старую голубую рубаху и потрепанную соломенную шляпку. Южанки определенного возраста возятся в саду в потрепанных соломенных шляпках. Это закон. От бабушки пахло эвкалиптом и болотной мятой, из которых она делала средство против насекомых. Я до сих пор пользуюсь ее рецептом.
Роз взяла в руки очередной горшочек.
—И до сих пор скучаю по ней, а ее нет уже почти тридцать лет... Она работала в саду, устала, села отдохнуть в кресле-качалке, заснула и не проснулась. По-моему, очень хороший уход.
—Сколько ей было лет?
—Ну, она уверяла, что семьдесят шесть, а на самом деле, согласно документам, восемьдесят четыре. Мой папа был у нее поздним ребенком, как и я у него. Я нарушила традицию Харперов, родив своих сыновей молодой.
—Бабушка когда-нибудь разговаривала с вами о новобрачной Харпер?
—Да, — беседуя с Митчем, Роз продолжала пересаживать ростки. — Разумеется, будучи Макиннон, она не росла в этом доме, но говорила, что видела призрак, когда жила здесь. В тот день, когда умер мой прадед. Мой дедушка Реджинальд, естественно, рос в Харпер-хаусе, и, если мы правильно датировали Амелию, был младенцем примерно в то время, когда она скончалась. Но дедушка умер, когда мне было около восьми лет, и я не помню, чтобы он о ней говорил.
—А ваши родители или другие родственники?
—Это официальная беседа, доктор?
—О, простите.
—Да ради бога, — Роз прикрепила ярлычок к очередному растению и взялась за следующее. — Мой отец был не очень разговорчивым. Как все мужчины Харперы или вообще все мужчины. А мама была из тех женщин, которые жить не могут без мелодрам. Вот она клялась, что часто видела новобрачную, и это вызывало у нее сильные душевные переживания. Но моя мама всегда из-за чего-нибудь переживала.
—Может быть, она или ваша бабушка вели дневник либо просто оставили какие-нибудь записи?
—Да, обе. Еще одна милая семейная традиция, которую я не продолжила. Когда мой папа женился и привел в дом молодую жену, бабушка переехала в гостевой домик. После ее смерти отец избавился от ее вещей. Помню, я спросила его о дневниках, и он сказал, что они пропали. Не знаю, что с ними стало. Что касается дневников моей мамы, они у меня. Можете с ними ознакомиться, но сомневаюсь, что найдете что-нибудь, относящееся к нашему делу.
—В любом случае это не помешает. Тети, дяди, кузены, кузины?
—О, их легион! Сестра моей матери несколько лет назад вышла замуж — это ее третий брак — за британского лорда... или графа... Теперь она живет в Суссексе, и мы редко видимся. От первых двух браков у нее есть дети, а у них свои дети. Мой отец был единственным ребенком, но у его отца имелось четыре сестры, четыре старших сестры.
—Да, они есть в моем списке.
—Я не помню их всех. И у них были дети. Так, так... Это мои кузен и кузина Фрэнк и Эстер — оба уже умерли — и, разумеется, их дети. Ага, Лусерн, Бобби, Миранда... Бобби погиб во время Второй мировой войны. Лусерн и Миранда уже умерли. Но у них были дети, и кое у кого из их детей тоже есть дети. Это Оуэн, Йенси и... да, Мэрилу. Мэрилу еще жива, страдает болезнью Альцгеймера, живет в Билокси, штат Миссисипи. Дети обеспечивают ей наилучший уход. Йенси... про него ничего не могу сказать. Давным-давно он сбежал на какой-то фестиваль, и больше о нем никто ничего не слышал. Оуэн — священник из тех, кто в проповедях грозит прихожанам геенной огненной. Он живет в Мейконе, Джорджия, и поверьте, не станет говорить с вами о привидениях.