Черная стая
Шрифт:
– - Это как прикажешь понимать?
– - возмутился Войцех.
– - Думаешь, я тебя по дружбе в корнеты произвел явочным порядком? Хорошего же ты мнения о своем командире.
– - Нет, что вы, герр лейтенант, -- Лампрехт совсем растерялся, на глазах блеснули слезы, -- но вы же...
– - Ты, -- напомнил Войцех, -- мы договорились.
– - Ты же не мог не заметить, что я саблей только для виду машу, -- опустил голову Карл, -- да и то недолго. Рука устает, выронить боюсь. А в дело ее пустить, так и вовсе никакой пользы не будет. Разве что соломенное чучело разрублю, и то, если на нем
Ну, конечно, он не мог этого не заметить. Но не придал значения, не подумал, не обратил должного внимания. Хорош командир, хорош друг. А теперь Карл чуть не ревет, потому что не может себе простить такой естественной для своего возраста слабости. Да сколько же ему лет? На вид совсем мальчишка, моложе, чем был он, Шемет, когда напросился в лейб-гусары.
– - Ничего, -- Войцех потрепал Карла по плечу, -- это дело наживное. Главное умение. Возмужаешь, наберешься сил, все получится.
– - Не получится.
Карл отвернулся, хлюпнул носом, но без рыданий обошлось.
Войцех молча смотрел на него, не зная, что и сказать. Между красной опушкой воротника и темными кудрями виднелась узенькая белая полоска тонкой шеи, изящная маленькая кисть судорожно сжимала траву, хрупкие, почти девичьи плечи вздрагивали под черным доломаном.
И тут Шемета озарило.
– - Шарлотта?
– - тихо спросил он.
– - Клара, -- ответил Карл и разрыдался, уткнувшись лбом в плечо Войцеха.
Перед женскими слезами Войцех, как всегда, почувствовал себя бессильным и неловким. Но Клара на удивление быстро взяла себя в руки, и заговорила тихим, чуть сдавленным голосом.
Свою настоящую фамилию она назвать отказалась, но Шемет мог бы прозакладывать Мединтильтас, ставя на то, что "фон" перед ней имеется. А может быть даже титул. Начала Клара издалека, чуть не с самого детства, проведенного в родовом поместье, окруженном обширными лесными угодьями. Отец ее, страстный охотник, с юных лет учил сыновей стрелять, фехтовать и ездить верхом. Когда дочка, во всем старавшаяся подражать обожаемым старшим братьям, увязывалась за ними на конюшню или в лес, поначалу сердился, а потом махнул рукой и позволил Кларе учиться вместе с сыновьями. Но поставил условием, чтобы и свои девичьи уроки она не забросила, и не раз Клерхен приходилось упрашивать строгую гувернантку не жаловаться отцу на незаконченную вышивку или подгоревшее варенье.
К пятнадцати годам Клара мчалась по полям верхом на горячем коне, подставляя лицо ветру, на скаку перезаряжая охотничий карабин, могла продержаться на равных в поединке на рапирах с отцом чуть не четверть часа, а братьев зачастую и побеждала, ловко лазила по деревьям, находила путь из самой глухой чащи по лесным приметам и звездам и в лет била мелкую дичь. Вышивки ее не блистали совершенством, а варенья и соленья не вызывали восхищенных возгласов, но вполне годились для домашнего употребления. Зато танцевала она с упоением, и на клавесине играла без фальши.
Когда старший из братьев, Карл, погиб под Йеной, дом погрузился в траур. Отец все чаще пропадал в лесу один, мать дни напролет била поклоны в часовне, моля, чтобы Господь сохранил ей двух оставшихся детей. Предоставленные самим себе Клара и Рудольф еще больше сдружились, и, когда брат уехал учиться в Кёнигсберг, девушка едва не сбежала вместе с ним, переодевшись в мужское платье.
– - А потом он вернулся, -- сквозь зубы процедила Клара, -- вернулся домой, когда почти все его товарищи отправились в Бреслау. Говорил о долге перед семьей, о бессмысленной гибели Карла, о маминых слезах. А я вижу одно -- в глазах страх плещется. Трус. Трус, позорящий родину и семью. Ну, я волосы обрезала, оделась в старую одежду Карла и сбежала. Родителям записку оставила, просила не искать.
– - И не искали?
– - спросил Войцех.
– - Не знаю, -- печально улыбнулась Клерхен, -- но даже если искали, то не нашли. А теперь уж поздно.
– - Поздно, -- согласился Войцех, -- вряд ли они тебя в Нижней Саксонии найдут.
– - Значит, -- глаза у Клары от удивления расширились и заблестели звездочками, -- ты не собираешься отправить меня домой?
– - Нет, конечно, -- усмехнулся Войцех, -- вы, господин корнет, присягу приносили. И не мне ее снимать.
Войцех замолчал и задумался. Клара отвернулась, чтобы не смущать командира нетерпеливым взглядом. Шемет допил остывший кофе, набил трубку, прислонился к дереву, разглядывая тающие по дороге к ясным звездам сизые колечки дыма.
– - Вот что, Клара, -- Войцех тронул девушку за плечо, и она стремительно обернулась, -- пойдешь к интенданту, получишь отдельную палатку, котелок, мыло. Ну, что там еще вам на четверых полагается. К лекарю сходи, возьми у него все, что тебе может пригодиться. Скажешь, я приказал. В лес одна больше не бегай, отхожее место тебе организуем отдельно, но в пределах лагеря. Ширму соорудим, чтобы помыться могла. Пока, вроде все. Если еще что-то нужно, говори, сделаем.
– - Не нужны мне привилегии, -- обиженно нахмурилась Клара, -- и вообще, тогда же всем станет ясно, кто я.
– - Это не привилегии, -- возразил Войцех, -- это обычные меры безопасности. Я не могу поручиться за всех и каждого, Клара. Рано или поздно, кто-нибудь все равно догадается. Где гарантия, что не тот, у кого в голове дурные мысли? Теперь весь эскадрон будет твоей защитой.
– - То есть, -- растерянно протянула девушка, -- ты хочешь, чтобы все узнали? Я, правда, сама собиралась сказать. Но только тебе.
– - Я ведь еще недавно Дитриху говорил, что женщине в армии не место, -- ответил Войцех, -- Когда баронессу фон Лютцов в мундире увидел. Ошибся я, Клара, прости. Но прятать тебя я не стану. С утра к майору фон Лютцову пойду, с докладом. А после в эскадроне объявим.
– - А они это примут?
– - с сомнением в голосе спросила Клерхен.
– - Ты уверен?
– - Проверим, -- усмехнулся Войцех, -- но другого выхода нет. Ты мне напомни, зачем ты в гусары пошла?
– - Служить Отечеству, -- гордо вскинула голову Клара, -- сражаться за свободу Пруссии. Девушка имеет не меньшее право любить родину, чем мужчина.
– - Так если ты считаешь, что девушка имеет не меньшее право сражаться за Отечество, то и не требуй, чтобы к тебе относились, как к мужчине, -- улыбнулся Войцех, -- и ты не о том спрашиваешь, корнет.