Черная тропа
Шрифт:
Когда они вышли на улицу, Свен-Эрик вздохнул:
— Жалко людей.
— Ты его жалеешь?! — воскликнула Анна-Мария. — Что за чушь!
— На самом деле он чудовищно одинок. Адвокат, зарабатывает немалые деньги, а когда болеет, некому прийти и сходить в магазин. А квартира — разве это дом? Хоть бы кошку завел.
— И стирал ее в стиральной машине, чтоб чего-нибудь не запачкала, да? Гаденыш чертов, побил женщину и теперь жалеет себя, потому что она все равно бы его бросила. Ну, а насчет пощечины или двух — тут у меня есть кое-какие собственные
Инна Ваттранг проезжает железные ворота по дороге в усадьбу Регла. Второе декабря. Припарковавшись у бывшей прачечной, в которой теперь ее дом, она пытается выйти из машины. Это не так просто.
Она проделала весь путь от Стокгольма, но сейчас, когда все позади, руки вдруг ослабели. У нее едва хватает сил вытащить ключ из зажигания.
Удивительно, что она вообще добралась домой! Боже, ведь ей пришлось ехать в темноте за красными задними огнями других машин. Один глаз вообще не открывается, и ей всю дорогу нужно было держать лицо поднятым вверх, иначе из носа начинала течь кровь.
Инна пытается нащупать ремень безопасности, чтобы отстегнуть его, но обнаруживает, что вообще не пристегнулась. И даже не услышала сигнала, который обычно об этом напоминает.
Все тело затекло. Когда она открывает дверцу и пытается вылезти наружу, то вдруг ощущает острую боль в груди. Когда же от внезапной боли она делает резкий вдох, боль становится еще сильнее. Похоже, он сломал ей ребра.
Это все так нелепо, что почти смешно. С большим трудом Инна выбирается из машины. Держится одной рукой за дверцу, не может выпрямиться — стоит, согнувшись, дыша поверхностно. Роется в сумочке, ища ключи от дома, надеясь в глубине души, что из носа снова не польется — эту сумочку от «Прада» она очень любит.
Черта с два тут найдешь ключ. Она же ни черта не видит. Направляется к черному чугунному фонарному столбу у фасада дома. И в этот самый момент, когда Инна стоит под фонарем, вся в лучах света, до нее доносятся голоса. Это Эбба и Ульрика, жены Маури и Дидди. Иногда они отправляются на катере в Хедландет и общаются с другими такими же женушками — дегустации вин, девичники и прочие развлечения без детей. Вернувшись обратно и причалив у мостков, они обычно проходят мимо дома Инны — это самый короткий путь. Сейчас она слышит их смех и разговоры еще издалека.
Женщина обдумывает, не успеет ли спрятаться — но что это будет за зрелище? Убежать, словно Квазимодо, и слиться с тенями.
Первой ее замечает Ульрика.
— Инна?! — восклицает она с вопросительной интонацией в голосе. — А что такое с Инной? Она что, перепила или что? Почему она стоит в такой странной позе?
Теперь слышится голос Эббы.
— Инна? Инна!
Их шаги поспешно приближаются по гравиевой дорожке.
Град вопросов. Это все равно что оказаться запертой в шкафу с роем пчел.
Разумеется, она лжет им. Обычно у нее это прекрасно получается, но сейчас женщина слишком
Инна наспех придумывает какую-то историю про компанию подростков, которые напали на нее в центре города… да, они отобрали у нее бумажник… Нет, Ульрика и Эбба вовсе не должны звонить в полицию. Почему? Да потому, что она просит их этого не делать.
— Мне надо просто отлежаться, — пытается Инна убедить их. — Кто-нибудь может помочь мне достать ключ из этой трижды проклятой сумки?
Она ругается, чтобы не заплакать.
— Ложиться может быть опасно, — говорит Ульрика, пока Эбба роется в ее сумочке в поисках ключа. — Они били тебя ногами? Могут быть внутренние кровоизлияния. Во всяком случае, надо вызвать врача.
Инна мысленно стонет. Будь у нее пистолет, она бы застрелила их обеих, только бы они заткнулись и оставили ее в покое.
— Нет у меня никаких внутренних кровоизлияний! — шипит она.
Эбба находит ключ, открывает дверь и зажигает свет в холле.
— Да вот же твой бумажник! — говорит она и выуживает его из сумочки со странным выражением лица.
В ярко освещенном холле они еще отчетливее видят, как сильно Инна избита. Они просто не знают, что и думать.
Инна выдавливает из себя улыбку.
— Спасибо. Очень мило с вашей стороны помочь мне… — Черт, она говорит так, словно они — игрушечные мишки на диване, ей никак не найти верный тон, она просто хочет, чтобы они поскорее ушли. — …поговорим об этом завтра, сейчас мне надо отдохнуть… Пожалуйста, не рассказывайте пока ничего Дидди и Маури, мы вернемся к этому завтра.
У женщин лица испуганных косуль. Она захлопывает дверь у них перед носом.
Не нагибаясь, Инна стряхивает с себя туфли и осторожно поднимается по лестнице на второй этаж. Роется в аптечке, принимает ксанор, запив его водой из-под крана прямо из горсти, затем имован — эти таблетки она не проглатывает целиком, а терпеливо обсасывает оболочку, чтобы они подействовали быстрее.
Затем она размышляет, хватит ли у нее сил спуститься в кухню и взять себе бутылку виски. Присев на край кровати, она откидывается назад, ощущая во рту горький привкус от имована. Это мощное средство. Сейчас все будет в порядке.
Внизу в холле открывается и закрывается дверь, слышны быстрые шаги по лестнице и голос Дидди:
— Это всего лишь я.
Такова его стандартная входная фраза. Он всегда открывает дверь и заходит с этими словами. И с тех пор, как он женился, эти слова заставляют Инну чувствовать себя второй женой с собственным жильем.
— Кто? — произносит он, едва взглянув на нее. Кровь на рубашке, распухший нос, разбитая губа, заплывший глаз.
— Мальте, — говорит она. — Он немного… потерял над собой контроль. — Инна улыбается озорной улыбкой — насколько это возможно. О том, чтобы рассмеяться, не может быть и речи — несмотря на бензодиазепины. — Если ты считаешь, что я выгляжу не очень, посмотрел бы ты на его белоснежный ковер в спальне, — шутит она.