Черная ведьма в академии драконов
Шрифт:
Чаровать, болтаясь на высоте, было жутко неудобно. Но я все же попыталась. Увы, башня оказалась под защитой от адептской волшбы… Видимо, я не первая ее штурмовала. потом пришла идея. сли я не могу изменить ее, то почему бы не попробовать изменить себя?
Нужно-то всего ничего: чуть убрать у себя. Да и то не везде. Выдохнула и приготовилась чаровать уже собственное тело, когда решила ещё раз попробовать ввинтиться в бойницу. Пожелала удачи одной невезучей темной ведьме и… каким-то чудом я влезла в стрельчатое узкое окно.
Ободрала локти, колени, ссаднила скулу и окончательно разорвала подол платья, зато оказалась внутри башни. Руки дрожали, есть хотелось до зверства, но я все же вернулась на три витка лестницы выше, отперла засов и забрала со смотровой площадки свои вещи.
потом пошла грабить. Увы, столовая была уже закрыта, потому моей целью стал Корнелиус. Кажется, он обитал в третьем мужском общежитии. До закрытия оного был ещё один удара колокола, но все же следовало поспешить.
То, как я появилась на пороге комнаты друга, которую он делил с соседом – отдельная сага. Достаточно сказать то, что от меня, как от чумы, шарахались адепты, пока я разыскивала апартаменты Кора. Когда я потребовала меня накормить, то друг, мягко говоря, был ошарашен. Но, к его чести, не пожалел для меня полпирога. Я вмиг умяла еду и жалобно воззрилась на своего спасителя от голодной мученической смерти, прося добавки.
– Ви, да чтоб тебя! Нельзя смотреть на мужчину такими жалобными глазами. Особенно, когда на всем лице за слоем грязи и пыли видны только одни твои глаза.
– Нельзя, потому что ты проникаешься ко мне огромным сочувствием? – с надеждой вопросила я.
– Нет, потому что я начинаю тебя бояться. Такое ощущение, что ты сейчас готова съесть меня самого.
Я шмыгнула носом.
– Ладно, сиди, если придет мой сосед…
– Не смотреть на него?
– Послать куда подальше. А лучше вообще покусать. Я опять за этим блохастым всю комнату убирал. Столько шерсти от какой-то шавки-переростка…
– А я смотрю теплые у вас отношения…
– Ага, прям хоть носки на зиму вяжи, – поддакнул Кор и утопал за провизией.
Вернулся он быстро, а потом с видом исследователя наблюдал, как я уминаю вернейшее приворотное средство всех времен и народов – наваристый борщ.
Когда тарелка оказалась пуста, Кор подпер подбородок кулаком и, задумчиво глядя на меня, выдал:
– Знаешь, Ви, теперь я точно уверен, что дружбой можно нажить себе состояние, – протянул адепт, – Предынфарктное, шока и депрессии…
Я заинтересованно уставилась на светлого мага, который мыслил прямо-таки по-черному.
– Это ещё почему?
– А представь, что ты тихо-мирно собирался пойти к друзьям, и вдруг на пороге возникает что-то пыльное, грязное и страшное, больше всего напоминающее пронафталиненную смерть или весьма наглое умертвие, и требует его накормить… Это шок. А когда я узнал в этой нежити тебя… Ну, и последней каплей стала битва за борщ. Ты хоть знаешь, что я его у Мейнса спер? Ради тебя, заметь.
– откуда он у Урилла?
– Так все знают, что он не ходит со всеми в столовую. Договорился, и ему всю еду в комнату приносят, как аристократу прямо.
– Ну, этот чернявый покруче многих аристократов будет, – честно призналась я.
И тут с порога донеслось:
– Отрадно знать, что обо мне столь высокое мнение у поедательницы моего же ужина.
– Да она вообще прекрасная жрица, – ошарашенно поддакнул друг, сдавая меня с потрохами.
И что-то мне подсказывало, что Кор имел ввиду не мою красоту и приверженность к культу светлых.
– Просто у меня был стресс, – я обиженно шмыгнула носом, разыгрывая оскорблённую невинность.
Уперла кулак, в котором была зажата ложка, в подбородок и уставилась на Урилла с укором: дескать, для такой замечательной меня и пожалеть пару капель какого-то овощного компота…
– Борщ снимает пресс, а не стресс, – назидательно выдал Мейнс в своей излюбленной манере скрытой издевки, но потом все же не удержался и добавил: – Хотя… Я всегда думал, что девушки стремятся если не улучшить, то хотя бы сберечь фигуру. А для этого главное – вовремя закрыть рот. Впрочем, что бы сберечь хорошие отношения, а порою и жизнь, нужно то же самое…
Я хмыкнула. Чернявый не иначе вытравил свое чувство такта, как иные бородавку – кислотой: раз и навсегда. Но и у черной ведьмы совесть – не орган, что бы болеть. Я беззастенчиво глянула на брюнета.
– Да, я понимаю, расставание – это всегда больно, особенно если оно – с вкусным ужином… Но, поверь мне, борщ не стоил тех душевных трепыханий, какие ты тут мне пытаешься изобразить. Он был… так себе, – я скривилась, а потом с видом великого одолжения добавила: – Впрочем, если у тебя есть еще что-то такое же отвратное по вкусу, я, так и быть, соблаговолю это употребить, чтобы избавить тебя от отравления.
Кор весь наш милый диалог стоял рядом со мной и пытался притвориться гипсовой статуей. В смысле побледнел до цвета снега и, кажется, перестал дышать.
От моей наглости Мейнс закашлялся. Похоже, я только что в неравном сражении наглости и сарказма отвоевала у него почетный титул «стервец года». А потом раздалось многообещающее:
– Конечно, есть…
И в меня полетели чары первого порядка. Безобидные на первый взгляд и исключительно бытовые, если бы не одно «но»: их применяли на платье не тогда, когда оно на кого-то надето. Блохоловка, как часто величали разветвленную нециклическую цепочку заклинания низшего порядка с усилением в бетта и гамма структурах, сопровождаемое вливанием энергии и кистевым пассом – сработала бы на ура, если бы не моя исконная ведьминская чуйка. Я шарахнулась в сторону и нечаянно пнула Кора.
Друг не устоял и повалился вперед, приняв на свою доблестную грудь весь удар. Кор заорал во всю глотку, подтвердив мудрость: не делай ведьме добра. Кусалась блохоловка знатно, как сотня муравьев. По идее, так она и работала: жрала блох, вшей и прочую гадость, что могла скрываться в одежде. В общем, цапала все живое на неживом. Вот только в нашем случае заклинание приняло за блоху самого Кора…
Здыхлик бы побрал этого Мейнса! Это мой друг и только я могу тестировать на нем свои сомнительные магические таланты!