Черная жемчужина императора
Шрифт:
– О, как ты заговорил?! Не узнаю сурового и рассудительного сыщика, который превыше всего ставит факты и логику.
– Ставил, - поправил ее Всеслав.
– Теперь у меня новое кредо: факты - ничто, истина - все, и найти ее можно исключительно во мраке, как черную кошку в темной комнате. Каково?
Ева ахнула, восхищенно всплеснула руками.
– Это совершенно новый взгляд на сыскное дело!
– Я вот что думаю, - серьезно произнес Смирнов.
– А не уехать ли нам на морское побережье… лет этак на пять? Отдохнуть от суеты, от добра и зла, от людей,
– Я не устала…
– Понимаешь, меня тревожит возникающее вдруг ощущение дежавю… вот и Ростовцев признался, что чувствовал узнавание момента: словно он уже был свидетелем той или иной сцены. Что это, по-твоему?
У Евы холодок побежал по телу. Эта открытая дверь на балкон, за которой гаснет теплый апрельский день, звездное небо… это старинное мягкое кресло, этот красивый мужчина напротив… неужели где-то когда-то она видела нечто подобное? Умопомрачение…
– Не могу отделаться от мысли, что вся эта история с Драконом имеет скрытый смысл, - сказал Смирнов.
– Ее предназначение - обратить время вспять…
– По законам кругового движения… можно вернуться в ту же самую точку, - прошептала Ева.
– Есть вероятность, что мы с тобой уснем этой ночью и, проснувшись… окажемся где-нибудь в Мамонтовке, неподалеку от дачи Дениса Матвеева [2]?
– Один шанс из тысячи, - не очень уверенно произнес сыщик.
– Но исключить его нельзя.
Ева молча посмотрела на часы, которые показывали полночь…
«Это вчера или сегодня?
– подумала она.
– А может быть, завтра? Все едино…»
Примерно в тот же час в другой гостиной другого московского дома беседовали Альберт и Лика.
– Оказывается, Треусов знал обо мне больше, чем я предполагал, - говорил он.
– Откуда ему стало известно про рукавную стрелу, которую Зеро послал Засекину? Вероятно, Стелла разболтала. Родители покойного жениха могли поделиться с ней своими подозрениями, а Павел взял информацию на вооружение. В сущности, твой братец отчасти копировал Зеро. Ловко он меня подставлял!
Они успели так сблизиться, что перешли на «ты».
– Наэтой стреле - такое же клеймо, как и на двух других, - заметила Лика.
– Где ты ее взял?
– Купил… в антикварном магазине. Когда Дракона убили, его «перья» разлетелись по свету, - пошутил Ростовцев.
– Одно из них досталось мне. Это был знак судьбы.
Лика не приняла его тона.
– Дракона убить нельзя, - без улыбки заявила она.
– Разве ты сказок не читал? Вместо отрубленной головы обязательно вырастет новая. Дракон умирает, чтобы возвратиться иным: не таким, как прежде… порой принимая облик божества, крылья которого усыпаны звездами.
– И его обманный ангельский лик завораживает нас!
– подхватил Ростовцев.
– Твое имя ведь так и звучит, - Анже-лика.
Она молчала. Весь ее целомудренный вид - нежные щеки, девственные губы, не знавшие мужских поцелуев, мягкие локоны у висков, наивно распахнутые нефритовые глаза, округлая грудь под гладким кашемиром платья, - вызвал у него томительное желание, которого он не испытывал целую вечность. С тех пор, как умерла Юля. Нет, то влечение
Год за годом, с того черного дня, он жил с остывшим, погасшим сердцем. Он был холоден, как машина, не знающая любовного жара, как раз и навсегда заведенный механизм. Точный, безотказный, но - механизм. В нем не осталось поэзии, - одна правильная, скучная проза. Это и роднило его с Альбиной, и разъединяло. Жизнь не просто двойственна, она - многолика.
– А кто такой Зеро?
– спросила Лика.
– Одна из голов чудовища…
Она кивнула, - ответ удовлетворил ее. В ее девичьих ушах с маленькими розовыми мочками качались, гипнотизируя Ростовцева, зеленые камни: изумруды баснословной цены.
– Эти серьги отец подарил моей матери, в знак любви, - сказала Лика, поймав его взгляд.
– Она отдала их мне… перед смертью. Теперь они мои.
Альберт представил, как она идет по лесу с ружьем, прицеливается, стреляет… прекрасная охотница, богиня Диана, Артемида, у которой за спиной колчан со смертоносными стрелами Хэи-ди. Впрочем, не только, - ее любовная стрела тоже попала в цель.
– Почему ты сразу не сказала сыщику всей правды?
– спросил он.
– О чем? Про наследство я ничего не знала. Я думала, кто-то ищет жемчужину… наверное, мой брат. Негоже посвящать посторонних в наши семейные дела. Честь семьи, доброе имя матери для меня не пустой звук.
– А если бы Треусов убил тебя?
Лика загадочно улыбнулась, дотронулась до украшения на груди - той самой подвески с символом инь и ян, которую он подарил ей в «Триаде».
– Ты любишь Альбину Эрман?
– Меня влекло к ней… физически, - честно признался Ростовцев.
– Пока я не увидел тебя. Как будто мы снова встретились после долгой разлуки.
– Ты преподнес нам одинаковые украшения. Почему?
– Сам не знаю, - развел он руками.
– Сначала хотелось досадить Альбине… а потом я загадал: кто из вас его наденет, на той и женюсь. Альбина спрятала подвеску в футляр. Я фаталист!
– Тебя не смущала ее связь с Журбиной?
– удивилась Лика.
– Ни капельки. Скорее развлекала. Аля думала, что я не знаю, и я всячески поддерживал ее заблуждение. Но я никогда не возражал против лесбийских игр! Теперь они с Леной смогут быть вместе.
– У вас так принято?
– У кого это «у вас»? У нас, Анжелика Александровна! Привыкай к свободе нравов, дочь «императора»!
– А что с твоей памятью?
– спросила она.
– Ты действительно забываешь какие-то моменты? Со мной тоже это бывает.
Ростовцев покачал головой.
– Иногда я думаю, память ни при чем… просто я вдруг вылетаю куда-то… в другое измерение, - засмеялся он.
– Мы с «канатоходцем» меняемся местами. А потом возвращаемся… каждый в свой мир.
– Ростовцев помолчал, не глядя Лике в глаза, и решился задать мучивший его вопрос: - Послушай… это все серьезно? Дракон, жемчужина… и прочее? По-моему, звучит дико… даже смешно.