Чернее некуда
Шрифт:
— Да? — сказал Полковник.
— Если я не очень некстати, мне хотелось бы сказать несколько слов миссис Кокбурн-Монфор.
— Боюсь, не получится. Ей не по себе. Лежит в постели.
— Какая жалость. В таком случае придется поговорить с вами, если вы меня впустите.
— Мне сейчас неудобно. Да нам и нечего добавить к тому, что мы рассказали ночью.
— Возможно, Полковник, вы предпочитаете приехать в Ярд? Мы не задержим вас надолго.
Полковник, уставясь красными глазами в пространство, помолчал и затем выдавил:
— Черт! Ну ладно, входите.
— Большое спасибо, — сказал Аллейн и чинно вступил за Полковником в вестибюль с лестницей наверх и двумя дверьми, ближняя из которых была распахнута.
Из-за нее доносился приглушенный, но определенно принадлежащий миссис Кокбурн-Монфор голос:
— Ксенни, — говорила она. — Уверяю тебя. Постой. Погоди. Я перезвоню.
— Не в эту дверь, в следующую, — сказал Полковник, но Аллейн уже вошел в эту.
На миссис Кокбурн-Монфор был современный вариант наряда, который Аллейна называла «платьем для чаепития»: замысловатое облачение, накинутое, как подумалось Аллейну, прямо поверх пижамы. Волосы она подколола, но так небрежно, что они казались растрепанными в большей мере, чем если б она оставила их в покое. Примерно то же можно было сказать о лице миссис Кокбурн-Монфор.
Увидев Аллейна, она слегка всплеснула руками, словно отгоняя от носа муху, отступила на шаг и тут заметила в дверях мужа.
— Зачем ты спустилась, Крисси? — спросил тот. — Ты же хотела остаться в постели.
— Я… у меня кончились сигареты.
Она ткнула колеблющимся пальцем в Аллейна.
— Снова вы! — воскликнула она с пугающим покушением на игривость.
— Боюсь, что так, снова я, — ответил он. — Простите, что врываюсь без предупреждения, но у меня появилось к вам один-два вопроса.
Она взъерошила пальцами волосы.
— Я в таком виде, просто ужас! — вскричала она. — Что вы обо мне подумаете!
— Шла бы ты лучше в кровать, — грубо сказал Полковник. — Пойдем! Я тебя провожу.
Она подала ему знак, подумал Аллейн, этому я помешать не мог.
— Я только приведу себя немного в порядок, — сказала она. — Вот что я сделаю.
А теперь, думал Аллейн, она скажет ему, что звонила Санскритихе. Если, конечно, она звонила Санскритихе, а я готов на последнюю рубашку поспорить, что именно ей. Они сговариваются о том, что мне следует рассказывать.
Наверху хлопнула дверь.
Он оглядел гостиную. Наполовину традиционная, наполовину «современная». Стены окрашены в разные цвета, «модный» орнамент, один-два коллажа и мобиль прискорбным образом соседствовали с пуфиками, жеманными акварелями и военными фотографиями Полковника, на одной из которых он в шортах и тропическом шлеме красовался перед нгомбванским воинством. Стоящий на дамском столике телефон вдруг затренькал.
Аллейн мгновенно оказался рядом. Подняв трубку, он услышал, как набирается номер. Затем гудки. После довольно долгой паузы приглушенный голос сказал: «Да?».
— Это ты, Ксеноклея? — спросил Полковник. — Крисси звонила тебе минуту назад, верно? Ну так вот. Он здесь.
— Будьте поосторожнее (Санскритиха, как пить дать).
— Конечно. Я только хотел предупредить.
— Вы пили?
— Ну, Ксенни! Послушай! Он и к тебе может прийти.
— Зачем?
— А кто его знает. Ладно, я загляну попозже. Или позвоню. Пока.
Щелчок, гудки.
Аллейн положил трубку и отошел к окну.
Когда Полковник вошел в комнату, Аллейн созерцал виднеющуюся вдалеке Базилику. Повадка Полковника, как сразу заметил Аллейн, решительно переменилась. Теперь ее отличала бойкая развязность.
— Ага! — сказал он. — Вот мы где! Крисси приводит себя в презентабельный вид. Сейчас спустится. Присядем. Может, примем по маленькой, чтобы время скоротать, вы как? Что будете пить?
— Вы чрезвычайно любезны, — в тон ему ответил Аллейн, — но увы, не могу. Однако пусть это вам не мешает.
— Что, на службе не пьете? Жаль! Я ведь только так, показать, что мы на вас зла не держим, — сказал Полковник. — А я, пожалуй, выпью.
Он открыл на другом конце комнаты дверь, ведшую, по-видимому, в его кабинет. Аллейн увидел висевшую на стене коллекцию шпаг и сабель, к которым были добавлены армейский пистолет и большое охотничье ружье. Полковник вернулся с бутылкой в одной руке и большим стаканом джина в другой.
— Ваше здоровье, — провозгласил он и отпил половину стакана.
Подкрепившись и освежившись, Полковник в шутливых тонах заговорил о покушении. Он, видимо, был совершенно уверен, что посла убил копьеносец, принявший его за Президента. От этих черных всего можно ждать, сказал он, уж он-то их знает, столько перевидал, дай Бог всякому.
— Чертовски хорошие бойцы, уверяю вас, но верить им можно только до определенного предела.
Он считал, что когда Президент со своей компанией вернется в Нгомбвану, они управятся с этой историей по-свойски, все будет шито-крыто.
— Не удивлюсь, если у Президента появится новый «млинзи», причем вопросов никто задавать не будет. С другой стороны, он может решить, что этой публике следует преподать урок.
— Вы имеете в виду публичную казнь?
— Не ловите меня на слове, старина, — сказал Полковник, заново пополняя стакан. — Он этими штуками покамест не баловался. Не то, что новоиспеченный покойник.
— Посол?
— А то кто же. У него по этой части довольно мрачное прошлое. Между нами и ближайшим столбом, разумеется.