Черное евангелие
Шрифт:
— Ну как, договорились вы тут? — обратился через минуту отец Городи к тому же японцу, который молча стоял поодаль.
Японец хотел что-то сказать, но его перебил Мар-кони:
— Тасима упрямится, он, кажется, не хочет сделать по-нашему.
— Как же так, Тасима? Неужели это правда? — нахмурясь, спросил отец Городи.
— Нам стали предъявлять претензии. Вы ведь даете только то, что вам выгодно, а не то, что мы просим. А надо бы считаться и с нашими желаниями. Но отец Маркони и слушать об этом не хочет, — возразил Тасима.
— Нехорошо, Тасима, в данном случае прав отец
— Но ведь торгуем-то мы, вы в этом деле не разбираетесь. Поначалу легко можно было торговать одним товаром, а сейчас уже этого недостаточно, надо расширять ассортимент и увеличивать оборот. Прошу вас учесть это…
— Церковь, — строго прервал речь японца отец Городи, — торгует не ради прибыли, а чтобы содействовать распространению Христова учения, вот для чего нам нужны деньги. Мы не хотим наживаться грязным путем, наша торговля отличается от обычной коммерции!
Отец Маркони согласно кивал головой, но Тасима недовольно хмурил брови.
«Ишь ты, сколько красивых слов наговорил, — подумал он, — как будто не знает, что их торговля, как бы она ни была угодна богу, так же противозаконна, как и обычная спекуляция, за которую можно попасть за решетку. А ведь эта опасность подстерегает прежде всего меня».
— Так что ты это должен понять, Тасима, — продолжал отец Городи, сложив руки на груди, — может, другие японцы думают иначе, но ведь ты же верующий. А мы служители бога, и ты должен выполнять наши указания.
Тасима ничего не ответил и молча ушел со склада. Когда дверь за ним закрылась, священники переглянулись. Отец Городи выругался и сплюнул на пол.
Не стоит удивляться, что и на складе при церкви святого Гильома хранилось много сахару. В подарочных посылках ордена его было больше всего. Да и пошлина с этих посылок не взималась.
Такие склады с сахаром были не только в церкви святого Гильома. Их имели и другие церкви ордена и даже школы в Осака и других городах страны.
Все было бы законно, но для той голодной поры сахара в одном месте оказалось слишком много. И святые отцы решили, что его излишек можно продать, улучшить финансовое положение ордена и тем самым «облегчить распространение» своего учения. Так решил глава миссии — Фердинанд Мартини.
Епископ Мартини считал, что он и его священники действуют во имя святой цели и если при этом нарушаются кое-какие нормы права, то это, по его мнению, столь незначительные нарушения, что о них не стоит и говорить.
Вот когда продают господа бога — это преступление.
Орден святого Василия с трудом пробивал себе дорогу на восток, он повсеместно подвергался гонениям, и его первые миссионеры были настоящими подвижниками, подвергавшимися жесточайшим преследованиям. Но ради утверждения и распространения своей веры миссионеры шли на все. В этом смысле торговые операции Фердинанда Мартини как-то перекликались по своей форме и целям с той деятельностью, которой занимались их далекие предшественники.
Многие священники ордена святого Василия живут в Японии давно, и тем не менее постоянно чувствуется, что они не прониклись особым уважением к тем, среди кого распространяют свое учение. Низкорослых японцев они явно относят к низшей расе.
Правда, разглядеть это не так-то просто, ведь во время богослужения весь вид святых отцов выражает любовь к ближнему и смирение.
Со смиренным и благодушным видом ходят они и по улицам города, но только нет-нет да и проглянет невольно в их глазах при встрече со знакомым японцем пренебрежительная усмешка.
Отлучаясь из церкви в город, святые отцы облачаются в черные сутаны, держатся на людях торжественно, с достоинством, всем своим видом показывая, что они принадлежат к тем, кто несет человеку любовь и душевный покой.
После ухода Тасима Маркони и Городи тоже вышли со склада, о чем-то поговорили на своем языке и вывели из гаража машину. Отец Маркони сел за руль, а отец Городи уселся рядом с ним. Миновав церковь, машина выехала на безлюдную прямую дорогу. Вскоре она свернула на узкую дорожку и оказалась на тихой улочке. Потом остановилась. В том месте, где под сенью деревьев уже стоял маленький «рено». Оставив машину, священники подошли к дому. Отец Городи постучал в дверь. Овчарки начали было лаять, но после окрика священника умолкли.
— Кто там? — послышался раздраженный голос из глубины дома.
— Это я, — тихо, чтобы не услышали соседи, ответил отец Городи.
— Подождите минуту, — сказала Ясуко после некоторой паузы. В ее голосе прозвучало замешательство.
Священники с улыбкой переглянулись. Однако и после двадцатиминутного ожидания дверь не открылась. Им надоело стоять на месте, и они решили посмотреть на овчарок, которые мирно играли друг с другом, позвякивая цепями.
Проходя мимо дома, святые отцы почти одновременно заглянули в окно и тут же, улыбаясь, отвели глаза.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву омелы, пятнали и листья и траву оранжевыми мазками и придавали всему участку нарядный вид. По небу плыли редкие белые облака.
Отец Городи, заложив руки за спину, нетерпеливо прохаживался по двору, а отец Маркони, скрестив руки на груди, стоял на месте и шептал молитву.
Наконец щелкнул дверной замок.
— Входите, пожалуйста, — Ясуко пригласила посетителей в дом.
Они вошли. Дом у Ясуко не очень большой, но комнаты расположены удобно, и каждая отделена от другой раздвижной перегородкой. Что находилось за перегородками, священникам было известно.
С минуту они наблюдали, как отец Билье диктует перевод библии, а Ясуко правит текст. Но почему отец Билье — всегда такой спокойный — сейчас кажется растерянным, а на лице Ясуко выступила испарина?
— «…Но расположил члены, каждый в составе тела как ему было угодно, — диктует отец Билье, — а если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело одно. Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее. И которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечение. И неблагообразные наши более благовидно покрываются; а благообразные наши не имеют в том нужды. Но бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение».