Черное евангелие

Мацумото Сэйте

— Говорит, что боится провала. Но, я думаю, это даже к лучшему. По-видимому, полиция напала на его след.

— Да… Но все-таки уж очень скоро…

— Он скор на решения, однако никогда не допускает оплошности. Куда полиции с ним тягаться!

— Сказал, куда едет?

— Говорит, что в Каир.

— Что еще говорил?

— Сказал, что связь будет держать через Окамура и, несмотря ни на что, мы по-прежнему будем работать с ним. Слов нет, он нам очень помог. Но не собирается же он вечно держать нас в своих руках?

—

Что поделаешь… Ведь мы были так бедны. Благодаря ему мы блестяще поправили свое положение. Только работать надо чище.

— Торбэком интересовался.

— Ну, это естественно. Представляю, как он его клянет.

— Ваше преосвященство, Торбэка, пожалуй, надо поскорее отправить отсюда.

— А как с документами?

— Все улажено. Департаменту полиции не позволят и пальцем пошевелить.

— Он готов к отъезду?

— Да. Может выехать в любую минуту.

— Ну и отлично! Кстати, и кардинал считает необходимым отослать его на родину. Там эта история тоже вызвала большое беспокойство. Так что действуй без промедлений, а то еще и мне достанется.

Билье тут же отправился в больницу к Торбэку.

— Как здоровье? — спросил Билье, входя в палату. — Что-то ты немного похудел.

Торбэка нельзя было узнать. От прежнего цветущего молодого патера осталась одна тень. Лицо почернело, щеки ввалились, веки нервно подергивались.

— Что-нибудь случилось? — беспокойно спросил Торбэк.

— Да, ты должен немедленно выехать за границу.

— О-о! — Торбэк задрожал и стал креститься. — Уже, значит… — простонал он.

— Да. Это приказ епископа. Завтра ты вылетаешь. Билет па самолет уже заказан.

— Завтра?!

— Да, но это же к лучшему. По крайней мере хоть проклятые репортеры не будут тебя больше тревожить… Сегодня к вечеру соберись, поедешь прямо из больницы. В церкви тебе показываться не нужно. А вещи твои доставят сюда, я позабочусь об этом.

Торбэк упал на колени.

— Отец Билье! Что со мной будет? — Его руки, сложенные на груди, лихорадочно затряслись.

— Во-первых, ты там все должен рассказать начистоту…

— Меня накажут?

— Об этом одному богу известно…

— Меня не лишат сана? Куда я тогда денусь?! Ведь я из бедной семьи, мы всегда жили в нищете. И, только став священником, я поправил свои дела. Отец и мать гордятся мной. Мне нельзя возвращаться домой ни с чем. Все меня возненавидят. Отец Билье, молю вас, попросите его преосвященство замолвить за меня хоть слово перед кардиналом!

— Хорошо, я выполню твою просьбу, — ответил Билье. — Итак, готовься! Самолет отправляется в семь тридцать вечера.

19

На первом этаже аэровокзала Ханэда помещаются таможня и другие службы. Тут же производится обмен валюты. В одной из комнат сидят чиновники отдела виз и регистраций.

Несмотря на вечерний час, было

еще светло. После короткого весеннего ливня небо совсем очистилось. По коридору длинной вереницей тянулись пассажиры. Напряженные хлопотливые минуты — таможенный досмотр, обмен валюты, проверка виз. Провожающих в этот зал не пускали.

Таможенники привычным жестом протягивая руку, брали паспорта, просматривали фамилии, фотографии.

Вдруг один из молодых служащих удивленно вытаращил глаза.

«Торбэк — священник церкви святого Гильома», — прочитал он в паспорте.

Торбэк! Это лицо он недавно видел в газете! Молодой чиновник подозрительно покосился на предъявителя. Ну конечно, тот самый!

Из газет чиновник знал, что священник Торбэк замешан в убийстве стюардессы. Ему известно было также, что в настоящее время этот человек привлекается полицией в качестве особо важного свидетеля.

Чиновник заколебался. Он не знал, можно ли беспрепятственно вернуть паспорт владельцу.

— Простите, одну минуточку, — сказал он стоявшему перед ним Торбэку.

Как гут быть? Надо бы заявить начальству, подумал чиновник и подошел к начальнику таможни.

Тот покрутил паспорт в руках, потом перевел взгляд на священника, потом снова взглянул на паспорт. Он растерялся и решил подумать. Он не хотел брать на себя ответственность в подобных обстоятельствах.

Виза была оформлена по всем правилам. Из департамента полиции не поступало распоряжения о задержке священника Торбэка.

Между тем основной поток пассажиров схлынул, у контроля стояло всего несколько человек. До отправки самолета оставалось двадцать минут. Священник нетерпеливо постукивал ногою об пол.

И все же чиновники отделения проявили осторожность. Один из них по указанию начальника позвонил для проверки в полицию.

Он сказал, что виза не вызывает сомнений, и спросил, можно ли выпустить из страны человека, который считается свидетелем по делу об известном убийстве.

Ответ же полиции был прост: поскольку никаких распоряжений относительно ареста или задержки упомянутого лица нет, следовательно, и задерживать его нечего.

Получив, наконец, свой паспорт и визу, священник приветливо кивнул чиновнику и зашагал к выходу, который вел в зал ожидания. Работники отделения следили за ним с любопытством. Еще бы, этого человека сейчас знала вся Япония.

В зал ожидания Торбэк вошел почти последним. Некоторые пассажиры, увидев священника, встали, чтобы уступить ему место. Утонув в мягком кресле, Торбэк раскрыл книгу. Держался он совершенно спокойно.

Кто-то вежливо осведомился, куда он летит. Подняв свои ясные глаза, Торбэк улыбнулся и ответил. Спрашивающий обрадовался: значит, они летят до конца вместе. Кто-то начал рассказывать, какое колоссальное впечатление произвела на него Япония. Торбэк согласился: о да, удивительная страна…