Черное и белое
Шрифт:
— От чего же Господь? Врачи буквально вырвали тебя из лап смерти…
— Нет, Господь вырвал меня из этих лап. Жена моя, узнав о тяжести моего состояния, все же не спешила прийти ко мне, пусть и слишком много огорчений и жестоких разочарований внес я в ее жизнь, но она все же любила меня… Ей позвонили из больницы и пригласили посетить меня, может быть, в последний раз. И она пришла!
Алекс увидел, как миловидная, не утратившая красоты женщина присела на круглый стульчик у постели незнакомца.
— Присаживайтесь, не бойтесь, он в сознании, но дышать самостоятельно без помощи аппарата он не может и поэтому ничего вам не скажет — в трахее у него трубка. Но вы можете говорить, он вас слышит. В вашем распоряжении несколько минут. Я оставлю вас наедине, — сказал доктор
— Ты знаешь, — сказал незнакомец Алексу, — когда я открыл глаза и увидел ее — я плакал… мы оба плакали. Впервые я благодарил Бога за то, что дал мне возможность увидеть ее еще раз. Я вдруг осознал, что люблю ее. В этот момент я поклялся: если выживу, начну все с чистого листа, а главное — перестану пить. Но шансов выжить у меня практически не было. Организм мой упорно отказывался работать и подчиняться мне, лишь порой тусклая искра сознания напоминала мне, что я скорее жив, чем мертв. Все это странным образом было похоже на иллюзию страшного небытия, — незнакомец взглянул на падающий поток в самом конце туннеля. — Правда, похоже… Ты не ощущаешь своего тела, тебя нет — только неугасающее сознание надеется на жизнь. Каждый раз, когда мое сознание поднималось из темноты, я ловил надежду на жизнь, как самую драгоценную мысль, и не отпускал ее. По истечении времени эта надежда закристаллизовалась и превратилась в занимательную игрушку для моего мозга, я крутил эту мысль, как кубик Рубика — с разных сторон представляя себя живым и здоровым. Но игра закончилась неожиданно и жестоко. В одно прекрасное утро, как мне казалось, я держал мысль о жизни крепко и уверенно, я не просто мечтал, я знал, что живу, чувствую, мыслю. Медики готовили меня к очередному обследованию — очищали мой кишечник. Процедура эта совсем не сложная и обыкновенная, но вскоре я увидел… нет, скорее почувствовал всей кожей что-то неладное, какую-то напряженную возню вокруг себя, и секундой позже услышал собственными ушами смертный приговор себе.
— Доктор, у него введенная нами в кишечник жидкость сочится через наружные швы кожи живота.
— Это конец, все кончено, — тихо с напряжением и досадой откликнулся доктор, — прекратите процедуру и срочно соберите консилиум.
В это мгновение мысль о жизни выскользнула, я потерял ее и более не искал. Смертельная усталость и равнодушие завладели мной. Я глубоко вздохнул и отказался от всего. Но, как оказалось, на этой Земле был еще один человек, который не только лелеял мысль о моей жизни, но и крепко держал эту мысль в руках — моя жена. В тот же день, после того, как она посетила меня и узнала о случившемся — села в машину и долго, по незнакомым ей дорогам вела ее, периодически сверяясь с картой, пока не достигла высоких стен женского монастыря, купола которого необыкновенно сияли в лучах заходящего солнца. Ей открыли ворота… и уже спустя час она покидала кабинет матушки, которая напутствовала ее:
— Самое главное — вы должны простить его, чтобы ваша собственная душа была легче предрассветной весенней дымки.
— Да, матушка, я все поняла, только чистое любящее сердце может просить о высшем.
— Не всегда… но сейчас это не важно, не будем терять времени! Ступайте же в храм, дочь моя, молитесь о жизни и о любви. Сестры будут в эту ночь с вами рядом…
— Эту ночь, — незнакомец поднял голову, — моя жена провела на коленях перед алтарем в слезах и молитвах. А я все последующие два дня чудесным образом ощущал струившийся ко мне поток жизненных сил и совершенно ничего не понимающие, любопытные взгляды врачей. Я выжил! Я вернулся к ней. Вскоре мы гуляли по улицам, держась за руки, как школьники, я читал ее «глупые» книги — мы были счастливы. Шли месяцы, но я все чаще замечал: чего-то не хватает — мне скучно. Странным образом я перестал ощущать свою значимость в этой жизни. Я вдруг понял, что мыслю иначе, чем многие другие… В то время, как абсолютное большинство окружающих меня людей следовало строем, скользило по строго определенному руслу, я выбился из этого русла и пребывал в растерянности и сомнениях. Я желал вновь ощутить себя свободной волевой личностью — например, устроить нечто такое, что я делал раньше. Вскоре такой случай представился. Я шел по тихой старой улице, вдоль которой множество кафе и маленьких уютных ресторанчиков под открытым небом манили гуляющих прохожих ароматами кофе, вина и всяких вкусностей. Был чудесный вечер, свободного времени у меня было с избытком.
Алекс посмотрел в глаза незнакомцу, проникнув в его глубинную память, и увидел его — худого и высокого… Руки незнакомца были эффектно заложены в карманы синих джинсов, летний светло-серый объёмный джемпер очень хорошо сочетался с его серыми глазами и седеющими висками. Он был явно занят своими мыслями и не обращал внимания на окружающих.
— Эй, мыслитель, ты же умер! Да, ты! Ты не узнаешь старых приятелей? Парни, он жив и не желает узнавать нас! Горделив стал непомерно, вернувшись с того света. А мы, несчастные, смертельно напились, узнав о его смерти! — вскочив из-за столика и энергично жестикулируя, выкрикнул коренастый человек, после чего шлёпнулся обратно в кресло, дернув себя за ус. — Надо же, он жив…
— Да, слухи о моей смерти сильно преувеличены, — сказал незнакомец, пожимая плечами и намереваясь сказать еще что-то, но договорить ему не дали.
Два человека, выскочив из-за столика, как чёртики из табакерки, уже хлопали его по плечам, жали ему руки и тащили к столу.
— Присоединяйся, мы тебя не отпустим, отметим твой второй день рождения!
— Нет, — сопротивлялся незнакомец, — мне нельзя ни капли спиртного — врачи запретили.
— Ты что — баба? Ломаешься, как копеечный пряник! Парни! Тащите его сюда. Вот так-то лучше! Напомните ему, как следует уважать старых друзей.
— Я поддался соблазну и, признаюсь, быстро опьянел, слушал их пьяную болтовню, колкие и неприличные шутки, смеялся над ними. Но, бесспорно, понял одно — я другой, и общение с бывшими приятелями не принесло мне облегчения и удовлетворения. Мне стало ненужным все это. Я мыслил по-другому, интересы мои были разительно отличны от тех, прежних, с какими я жил в той жизни, еще до того…
Возвращался домой я довольно поздно. Ночь была тиха, воздух влажен и свеж. Я свернул в маленький парк между двумя улицами. Ноги сами несли меня туда и, увлекшись ярким и звездным небом, я лег на скамейку, устремив взор к звездам. Совершенство и великолепие природы заставили трепетать мое сердце, чувства переполняли меня, и вскоре мое внимание привлекла одна звезда. Она мерцала наиболее ярко, создавая вокруг себя голубой ореол и вдруг погасла, утонув в густой черноте летнего неба. Как сейчас помню, мне это не понравилось, сердце мое тревожно забилось, более того — я ощутил совершенно ничем не обоснованный страх. Лишь усилием воли я заставил себя успокоиться.
— Готовься, твоя звезда погасла, — услышал я ровный мужской голос, таким обычно сообщают точное время. Я ошарашено сел на скамейку, ища того, кто бы мог произнести эти слова. Вокруг было тихо и никого. Лишь двое влюбленных, обняв друг друга за талии, шли по тропинке совсем рядом, тихо разговаривая и смеясь.
— Извините, — совсем неуверенно я обратился к молодым людям. — Вы точно должны были слышать, что кто-то сказал «твоя звезда погасла»… вы шли совсем близко от меня.
— Вы что-то спросили? — откликнулась девушка.
— Пойдем, — сказал парень девушке. — Взгляни, он вне себя, да он просто пьян.
— Нет-нет, не уходите! Пожалуйста, ответьте на мой вопрос — это очень важно, хотя… Пожалуйста! — умолял я.
— Здесь было тихо, никто ни о чем не говорил, а вы тихо спали на этой лавке, — удивленно, но уверенно ответила девушка.
— Пойдем! — парень потащил девушку за локоть.
Мне его действия показались грубыми, и я незамедлительно пожелал высказаться по этому поводу, но тот — же голос произнес ясно и ровно, заставив меня вздрогнуть: