Черное облако (другой перевод)
Шрифт:
Кингсли переключил несколько тумблеров, и лампочки на контрольной панели погасли. Связь была прервана. Марлоу был бледен; на лбу и над верхней губой у него выступили капельки пота.
— Нехорошо, Крис, зачем вы так, — сказал он.
Кингсли смутился.
— Мне искренне жаль, Джефф. У меня совершенно вылетело из головы, что вы американец. Еще раз прошу прощения, но имейте в виду, я ответил бы то же самое и Лондону, и Москве, и вообще кому угодно.
Марлоу покачал головой.
— Вы неправильно поняли меня, Крис. Я возражал не потому, что Америка — моя родина. В любом случае я прекрасно понимаю, что вы его просто запугиваете. Меня беспокоит другое, такие угрозы могут иметь чертовски опасные последствия.
— Чепуха. Не делайте из мухи слона. Газеты приучили вас думать, будто политики — важные персоны, и вы никак не можете отвыкнуть от этого. Политики, конечно, понимают, что я всего лишь пытаюсь их запугать, но пока остается какая-то вероятность, что я могу осуществить свою угрозу, они не решатся перейти от угроз к делу. Вот увидите.
Однако, как показали дальнейшие события, в данном случае прав был Марлоу, а не Кингсли.
Глава 11
Ракеты и бомбы
Через три часа Кингсли разбудили.
— Извините, что я разбудил вас, Крис, но случилось нечто важное, — сказал Гарри Лестер.
Убедившись, что Кингсли окончательно проснулся, он продолжал:
— Паркинсона вызывает Лондон.
— Да, времени они не теряют.
— Но ведь мы не можем допустить этого разговора. Это слишком большой риск.
Некоторое время Кингсли молчал. Затем, видимо, на что-то решившись, он сказал:
— Я думаю, нужно пойти на этот риск, Гарри, но мы будем стоять у него за спиной во время всего разговора. Мы должны быть уверены, он не проболтается. Дело вот в чем. Я не сомневаюсь, что длинная рука Вашингтона может дотянуться до Нортонстоу, но нашему правительству, по-моему, будет не очень-то приятно, если ему начнут давать распоряжения, что оно должно делать на собственной территории. Следовательно, на нашей стороне симпатии нашего народа, а это большое преимущество. Если не дать Паркинсону провести этот разговор, мы лишимся своего преимущества. Пойдемте к нему.
После того, как они разбудили Паркинсона и сообщили ему о вызове, Кингсли сказал:
— Послушайте, Паркинсон, буду говорить откровенно. Что до нас, мы все время вели честную игру. Верно, мы поставили много условий перед тем, как переселиться сюда, и мы требовали, чтобы они были выполнены. Но в свою очередь мы честно сообщали вашим людям обо всем, о чем узнавали сами. Так получилось, что мы не всегда оказывались правы, но теперь причина наших ошибок установлена. Американцы тоже организовали похожее учреждение, но им руководили политики, а не ученые, и информации от него поступало значительно меньше, чем из Нортонстоу. Вы отлично знаете, если бы не наши предупреждения, смертность в минувшие месяцы была бы значительно выше.
— Куда вы клоните, Кингсли?
— Я просто хочу дать вам понять следующее: мы вели честную игру, хотя временами и могло казаться, что это не так. Мы продолжали играть в открытую, даже когда обнаружили истинную природу Облака, и передавали информацию, получаемую от него. Но с чем я не могу смириться, так это с напрасной тратой времени, которое мы могли бы потратить на связь с Облаком. Не стоит рассчитывать, что Облако будет и дальше разговаривать с нами, слишком мы для него мелкая рыбешка. И я ни в коем случае не буду, если это окажется в моих силах, тратить драгоценное время на политическую болтовню. Нам слишком многое еще нужно узнать. Кроме того, если политики ударятся, как на женевских совещаниях, в дебаты о повестке дня, Облако, вероятно, немедленно прервет связь. Оно не захочет тратить время на разговоры с болтливыми идиотами.
— Мне всегда было лестно слышать ваше мнение о нас, политиках. Но я все еще не понял, к чему вы клоните.
— Хорошо, перейдем к делу. Вас вызывает Лондон, мы собираемся присутствовать при разговоре. Если в ваших словах промелькнет хотя бы тень сомнения относительно моего заявления о союзе между нами и Облаком, я тут же продырявлю вам череп гаечным ключом. Это все. Пошли, покончим с этим.
Но оказалось, что Кингсли ошибся в оценке ситуации. Премьер-министр, всего лишь, хотел узнать у Паркинсона, есть ли хоть малейшее сомнение в том, что Облако может стереть с лица Земли целый континент, если оно этого действительно захочет. Паркинсон без труда ответил на этот вопрос. Он откровенно и без колебаний заявил о своей полной уверенности в том, что Облако сможет это сделать. Премьер-министр удовлетворился таким ответом и, сделав несколько несущественных замечаний, закончил разговор.
— Очень странный разговор, — сказал Лестер Кингсли, когда Паркинсон ушел досыпать. — Слишком много от Клаузевица. Их интересует только сила оружия.
— Да, им, видно, никогда не приходило в голову, что кто-нибудь может обладать оружием невиданной силы и не применить его.
— Особенно в таком случае, как тот, что мы имеем.
— Что вы имеете в виду, Гарри?
— Ну, разве не аксиома, что всякий нечеловеческий интеллект должен быть злым?
— Полагаю, что вы правы. Действительно, в девяноста девяти процентах историй о внеземном интеллекте он мерзок по природе. Я всегда объяснял это тем, что трудно создать по-настоящему убедительный образ мерзавца, но, возможно, здесь и более глубокие причины.
— Да, люди всегда враждебно относятся к тому, чего не понимают, а, по-моему, политики не очень-то поняли, что происходит. Неужели вы думаете, они поверят, что мы со стариной Джо — друзья? Как бы не так.
— Если только они не рассматривают нашу дружбу, как сговор с дьяволом.
Первое, что предприняло правительство США после угрозы Кингсли и после того, как Лондон подтвердил разрушительную мощь Облака, была срочная постройка односантиметрового передатчика и приемника того же типа, что в Нортонстоу (при этом они воспользовались информацией, которую получили из того же Нортонстоу). Технические возможности Америки были столь велики, что работу выполнили в чрезвычайно короткий срок. Но результаты оказались обескураживающими. Облако не отвечало на американские передачи, к тому же им не удалось перехватить ни одного сообщения от Облака в Нортонстоу. Неудачи были вызваны двумя причинами. Неудача с перехватом объяснялась серьезностью задачи. Как только связь между Облаком и Нортонстоу приняла характер беседы, отпала необходимость в очень быстрой передаче информации, как например, это было в период, когда Облако изучало человеческую науку и культуру. Это позволило сильно уменьшить ширину полосы, на которой велась передача, что было весьма желательно для Облака, так как благодаря этому переговоры с Землей создавали меньше помех при приеме сообщений от обитателей других галактик. Ширина полосы была столь мала и так низка была мощность передачи, что американцы не смогли найти точную длину волны, на которой они могли бы перехватывать интересующие их сообщения. Причина, по которой Облако не отвечало американцам, была еще проще. Облако не отвечало, если в начале связи не было специально закодированного сигнала, а американцы кода не знали.
Неудача со связью подтолкнуло правительство США на решительные действия. В Нортонстоу сообщение о них произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Новость сообщил Паркинсон.
— Почему на свете столько дураков? — завопил он диким голосом, врываясь в кабинет Кингсли.
— Отлично, наконец-то и у вас появились проблески разума, — прокомментировал Кингсли.
— Мое заявление касается и вас, Кингсли. Теперь мы находимся в страшно запутанном положении из-за вашего идиотизма в сочетании с кретинизмом Вашингтона и Москвы.
— Ладно, Паркинсон, вот вам кофе и успокойтесь.
— Пошли вы к черту со своим кофе! Слушайте. Давайте вернемся в 1958 год, когда никто ничего еще не слышал об Облаке. Вспомните гонку вооружений, вспомните, как США и Советы неистово стремились первыми создать межконтинентальные ракеты с водородными зарядами. Как ученый вы понимаете, что запустить ракету на шесть или семь тысяч миль из одной точки земной поверхности в другую — это, в общем-то, же самое, что запустить ее в космическое пространство.