Черное платье на десерт
Шрифт:
Она закрыла лицо руками. Ей казалось, что ее пылающие щеки выдадут ее. И тем не менее она осознавала, что ей приятно вспоминать Варнаву, его горячие и крепкие объятия, когда он, очнувшись от беспамятства, вызванного увиденной фотографией «девушки с Набережной», посмотрел Изольде в глаза и сказал, что она красивая и что он хочет ее…
Самое ужасное заключалось в том, что они ни разу не вспомнили о Валентине, которая находилась всего в нескольких шагах от них, безумных, потерявших всякий стыд и рассудок…
– Что-то ты, мать, покраснела… Уж не давление ли у тебя? Дай-ка
Варнава уже два дня как пил.
Это началось в тот день, когда Валентина, оставив его, чтобы сходить в магазин за маслом и сахаром, вышла из квартиры, куда спустя несколько минут ворвалась, как фантом, как призрак, Елена и бросилась на своего бывшего возлюбленного с кулаками, злобно рыча при этом, словно тигрица…
Она грубо обзывала его, била, называла предателем, упоминая в каком-то истеричном, захлебывающемся крике имя Валентины, хлестала его по щекам и могла бы вообще убить, окажись у нее под рукой что-нибудь тяжелое, как вдруг, что-то услышав, остановилась, взмокшая и растрепанная, с помятым лицом и какими-то красными потеками на нем, напряглась и, не сказав ни слова, сорвалась с места, выбежала из квартиры так же неожиданно, как влетела, громко хлопнув напоследок входной дверью…
Варнава, держась за лицо, которое в последнее время превратилось в боксерскую грушу и еще не успело зажить после коготков прелестной и суровой Изольды, подбежал к окну, чтобы понять, что происходит, но увидел лишь удаляющуюся от дома черную машину и стоящую на тротуаре со сжатыми кулаками Елену Пунш, красавицу Елену с развевающимися на ветру волосами, притоптывающую от злости и досады каблучками туфелек…
Она махнула рукой, остановила первую попавшуюся машину, села в нее, сказав что-то водителю, после чего укатила, даже ни разу не обернувшись. Словно и не было только что в ее жизни встречи с Варнавой, которого она, по ее страстным словам, боготворила, любила, обожала, и вообще жить не могла без него…
"…или без моих денег?..» – подумал он, направляясь в ванную комнату, где долго остужал холодной водой лицо и прижигал царапины найденным на полочке йодом.
Елена Пунш – кто она? Призрак или просто ненормальная девка, мошенница, обманувшая его, кинувшая с помощью Блюмера, а теперь еще посмевшая упрекнуть в предательстве?.. Но так не бывает!..
И куда исчезла Валентина? Ну не могла же и она вот так запросто сесть в машину и уехать, бросив любимого мужчину, который приехал сюда только ради нее и всю ночь доказывал ей свою любовь… Она непременно вернется – с сахаром или без него, и спокойно объяснит, почему задержалась…
И только спустя час он понял, что Валентина уже не вернется, что Пунш потому и топала ногами, что на черной машине уехала именно Валентина…
А чуть позже его предположения и вовсе подтвердились: нагрянул хозяин квартиры и был очень удивлен, увидев здесь Варнаву. После недолгого объяснения Варнаве пришлось ретироваться. Теперь уж он точно знал, что Валентины в городе нет, что она наверняка вернулась в С. и что ему еще придется держать ответ за это перед Изольдой… Окончательно скиснув, он снял себе жилище, заплатил за
Такое в его жизни было впервые.
За время, проведенное им в квартире, заполненной дымом, запахом перегара, пустыми бутылками и грязной посудой, мысли его вновь и вновь возвращались к необходимости продажи двух квартир в Сочи, которые он купил несколько лет назад. Память Варнавы цепко хранила в себе пожелтевшие картинки детства, проведенного рядом с любимым дедом, полунищим добрым стариком, до конца своих дней заботившемся о единственном внуке, брошенном кукушкой-матерью, сгинувшей где-то в Сургуте…
Эти тяжелые воспоминания оживали в Варнаве, как правило, после выпитого, а думы о собственной старости и сочинских квартирах, доход от которых должен был обеспечить ему безбедное существование, не покидали его никогда. Даже сейчас, когда его так подставили и ограбили, он не хотел лишиться этих квартир, считая, что, пока молод, сможет выкрутиться, как это бывало с ним не раз. Вот бы только придумать, с чего начать распутывать этот грязный и сложный клубок.
С Елены Пунш? Разыскать ее здесь, в Адлере, схватить за хвост, как ядовитую гадюку, и заставить вернуть ему все, что она отняла у него.
Но разве отыщешь ее без денег?
Еще из головы не шла Валентина. Она тоже сбежала, бросив его. Почему? Почему все женщины сбегают от него, бьют его по лицу, царапаются?..
И как он теперь возвратится в С., к Изольде, без Валентины?
Не находя ответа на все эти вопросы и чувствуя себя разбитым и опустошенным, Варнава снова и снова подливал себе джину…
Лишь к вечеру второго дня, проспавшись, он вышел из дома, подцепил прямо на улице какую-то девицу и привел ее к себе на квартиру.
– Садись, – он придвинул ей стул. – Выпьешь?
Девица с бледным и хмурым лицом молча кивнула, выпила предложенный ей джин и, все так же не говоря ни слова, разделась и легла на диван. Закрыла глаза.
– Мне денег не надо, – проронила она бесцветным голосом. – Можешь делать со мной все, что захочешь, только сигареты о спину не жги… А за это разреши мне пожить у тебя несколько дней… У меня проблемы.
Варнава, который привел девушку, подчиняясь исключительно требованию плоти, меньше всего собирался выслушивать какие-то бредни проститутки и даже не дал ей договорить до конца…
Под утро ковер возле дивана был усыпан пеплом сигарет (ночная гостья тоже курила) и использованными презервативами.
– Тебе еще не надоело? – спросила чуть не плача девица, которая уже сто раз пожалела, что согласилась пойти с этим красавцем мужчиной. – Мне же больно… Ты всегда такой или сегодня?
– Я с похмелья, а потому помолчи немного и постарайся вообще не шевелиться…
Спустя какое-то время он рухнул на нее, уставший, закончивший наконец-то свою игру с воображаемой Пунш – единственной женщиной, выдерживавшей его любовный марафон и восхищавшейся его мужскими способностями, – и, к своему ужасу, осознал, что провел ночь с обычной южной шлюхой, да к тому же еще и грязной, худой и страшной, как атомная война!