Черное Рождество
Шрифт:
— Водки дай! — требовательно произнес он, наконец остановившись.
— Ты еще ночью ко мне ходить будешь, чтобы водку трескать? — возмутилась Леля. — А ну… — Она замахнулась, но Салов перехватил ее руку.
— Все, Леля, дело сделано, — проговорил он непонятные слова, — вот, смотри.
Он бросил на стол толстую пачку денег.
— Это — мне? — растерялась Леля. — Откуда у тебя столько?
— Много будешь знать — скоро состаришься! — захохотал он, и у Лели язык не повернулся напомнить ему про злобную хозяйку.
Она вскочила
Потом прислушался к себе и налил еще на два пальца водки, после чего подцепил на вилку кусок колбасы и поглядел на Лелю маслеными глазами. Под его взглядом она потрогала деньги, пытаясь определить, сколько же там всего.
— Куда? — Он накрыл ее руку своей, и опять пахнуло чем-то незнакомым и сладковатым. — Не все тут твое. Полторы тысячи нужно Ваське Губарю отдать, как договаривались. На революционное дело! — серьезно и строго сказал он. — А остальные полторы — наши. Куплю тебе завтра ту браслетку, что показывала на той неделе. Носи, мне не жалко.
Одним движением он посадил Лелю на колени. Совсем близко она увидела его веселые, с сумасшедшинкой глаза. Он потянул на себя поясок халата.
— Подожди! — Леля вырвалась и прикрутила фитиль керосиновой лампы, затем в темноте, натыкаясь на мебель, нашла постель. Салов уже ждал ее там, требовательный и горячий.
Леля проснулась рано. В тесной постели было неудобно спать вдвоем. Салов раскинулся на спине и храпел. Она неприязненно покосилась на него и спустила ноги с кровати. Деньги валялись на столе — три тысячи. Леля собрала их и спрятала в укромное место, потом вздохнула и стала собираться — у нее было неотложное дело. Она умылась, припудрила веснушки, расчесала перед зеркалом рыжие волосы и заколола их гладко, потом надела поверх темного узкого платья теплый суконный жакет, отороченный мехом, и маленькую шляпку с вуалью.
Собираясь уходить, она бросила последний взгляд на спящего и тут вздрогнула.
Его рука, высунувшаяся из-под одеяла, была выпачкана чем-то коричнево-красным.
Она подошла ближе, потом вдруг метнулась к стулу, где валялась шинель, — так и есть, на рукаве Леля увидела ржавые пятна.
«Это кровь! — поняла Леля. — У него руки в крови. В чужой крови. Ясно, откуда у него деньги: вчера они убили человека. Очевидно, какого-нибудь богатого коммерсанта. Понятно теперь, чем от него пахло — кровью и смертью…»
И, когда до Лели дошло, что этими самыми руками, которыми вчера ночью он убивал человека, Салов прикасался к ее телу, ей стало дурно. Со стоном она прислонилась к двери. Салов проснулся, сел на кровати и вытащил из-под подушки пистолет.
— Что, что случилось?
В одно мгновение она поняла, что весь вчерашний кураж у него прошел, что он вспомнил про ночное убийство и теперь жутко боится, что его найдут.
— Успокойся, ничего не случилось, — холодно сказала она, — спи, еще рано.
— А ты куда это собралась? — подозрительно спросил он.
— Хочу Василия пораньше дома застать, пока он на работу не ушел. Он ведь тебе нужен? Или ты вчера просто так трепался про важное революционное дело?
— Ну,
Леля выскользнула из дома и почти бегом побежала по улице, сжав зубы.
«Убийца! — стучало у нее в голове. — Я живу с убийцей».
Перед глазами стояла его короткопалая ладонь, выпачканная коричневой засохшей кровью. По сторонам Леля не глядела и не оглядывалась, иначе заметила бы кравшегося за ней Салова.
После ее поспешного ухода Салов вскочил с кровати, посмотрел в окошко, прикрывшись занавеской, и, заметив, что Леля вышла за ворота, мигом оделся — сказалась военная выучка. Он поискал глазами деньги, понял что эта сука успела их спрятать, выругался нехорошо, сунул в карман пистолет и выбежал за калитку как раз в то время, когда женская фигура в шляпке с вуалью повернула на Елизаветинскую. Салов бросился бежать по переулку, потому что испугался, что Леля на Елизаветинской возьмет извозчика и тогда поминай ее как звали. Почему он следит за своей сожительницей, он и сам бы не мог объяснить, просто ему очень не понравился ее взгляд сегодня утром. В Лелином взгляде был страх, а также отвращение.
«С чего это она завелась с утра пораньше?» — недоумевал Салов, прибавляя ходу. Кроме этого, Антон Борщевский позавчера на заседании подпольного комитета сумел заронить в его голову некоторые подозрения. Действительно, Леля всегда интересовалась его, Салова, делами и сумела-таки, стерва, выведать, что он работает в подполье.
Справедливости ради, следует заметить, что Леле не понадобилось приложить к этому много сил, потому что Иван Салов, когда выпьет, был болтлив и хвастлив, а Леля — женщина наблюдательная. Умело наводя его на нужные разговоры, сопоставляя все факты, она выведала у него про подполье. Но все, больше ничего лишнего себе Салов не позволял — никаких имен и расположения явочных квартир.
Про товарища Макара — ни слова, а то бабий язык — что помело, метет и метет… Но Салов все же проболтался про то, что нужны знакомые на артиллерийских складах, и уже на следующую встречу Леля рассказала ему про своего двоюродного брата, который может помочь, потому что служит в артшколе. Брат этот Салову не то чтобы понравился — не девка, чтобы нравиться, но больно уже велик был соблазн — достать оружие, а то товарищ Макар стал посматривать на Ивана косо, потому что агитацией среди солдат севастопольского гарнизона Салов почти не занимался — у него плохо это получалось. Василий Губарь запросил недорого — всего полторы тысячи, так что, получив после ограбления коммерсанта от товарища Макара три тысячи «колокольчиков», половину Салов спокойно мог положить в свой карман.
Навар был неплох, но рисковать Салов не хотел, поэтому решил проверить Лельку.
Леля шла по Елизаветинской, теперь не торопясь. Вот обогнал ее извозчик, но Леля его не остановила. Это было странно, потому что Василий, по ее же собственным словам, жил далеко, и пешком к нему было шагать и шагать. Леля миновала аптеку, потом магазин модной дамской одежды мадам Жакоб, причем даже ни на минуту не задержалась у витрины, затем свернула в проезд между домами, а когда Салов высунул голову из-за угла, то заметил, что Леля стоит на крыльце длинного одноэтажного дома и нетерпеливо стучит в дверь. Дверь отворилась, но того, кто впустил Лелю, Салову увидеть не удалось.