Черное Рождество
Шрифт:
Как будто какой-то злой бес подталкивал Бориса, он нарочно говорил полковнику неприятные вещи.
— Англичане думают только о благополучии собственной страны, помогать нам считают нецелесообразным и пытаются договориться с большевиками насчет концессий. Но уж поверьте осведомленному человеку, Борис Андреич, они с большевиками ни о чем не договорятся. Они там, в Европе, не представляют, что такое большевики. Они уверены, что сумеют обуздать Советскую Россию экономическими методами. Дескать, разруха, голод, нужно принимать меры, а тут как раз и подворачиваются капиталисты, которые предлагают взаимовыгодное сотрудничество. Так я вам
— Что ж, — Борис поднялся, — я не прощаюсь навсегда, потому что Крым маленький, еще увидимся.
Он протянул руку, Горецкий пожал ее крепко, не сделав попытки обняться.
В сенях Саенко сунул Борису вещевой мешок.
— Тут еды немножко и белье чистое. Знаю, как на фронте кормят, — шепнул он.
— Спасибо, Пантелей, — растрогался Борис.
— Зря под пули не лезь, ваше благородие, — строго велел Саенко. — Живым тебе надо к сестре вернуться.
— Ладно уж, не каркай. Присматривай тут за полковником-то. Какой-то он смурной стал, все вздыхает.
Саенко расцеловался с Борисом крест-накрест, пощекотав усами.
Часть вторая
АРАБАТСКАЯ СТРЕЛКА
Глава 1
В западной части Азовского моря вдоль берегов Крыма тянется узкая и длинная песчаная коса. Эта коса образована песком, намытым за долгие века морскими волнами. Шириной она от ста до двухсот саженей, длиной — более ста верст. На юге коса смыкается с Крымом, и в этом месте стоит средневековая татарская крепость Арабат. По этой крепости и сама песчаная коса называется Арабатской стрелкой. Узкая коса эта всего на сажень поднимается над уровнем моря. По одну ее сторону плещутся волны Азовского моря, по другую — лежат недвижные воды Сиваша, гнилого моря. Мелкий, едва по грудь человеку, очень соленый, Сиваш почти не проходим, потому что дно его илисто и топко, затянет и человека и лошадь. Северная часть стрелки расширяется, там расположилась татарская деревушка. Еще дальше к северу косу пересекает протока, промоина.
Здесь и располагался фронт. По ту сторону протоки — красные. Там, к северу, — город Геническ. По южную сторону — боевое охранение белых. Численность его невелика, но роль очень важна. Если красные форсируют протоку, выйдут на песчаную косу — дальше им прямая дорога в Крым. Чтобы этого не случилось, северную оконечность стрелки обороняют конно-горная батарея и небольшой отряд пехоты.
Фронт на стрелке был стабильный, с обеих сторон протоки вырыты глубокие окопы, которые занимали пехотинцы. Орудия стояли на постоянной позиции, орудийные запряжки, то есть лошади, стояли в деревне, в конюшнях.
Арабатская стрелка — как песчаная пустыня посреди моря. Как и в настоящей пустыне, здесь часты миражи: то появляется на горизонте пальмовая роща, то караван верблюдов, то сказочный дворец. Как и в настоящей пустыне, на стрелке плохо с водой: колодцы есть, но вода в них соленая. Свежие люди и даже лошади пьют ее неохотно, с отвращением, а местные жители привыкли.
Борис Ордынцев приехал на Арабатскую стрелку на смену
Борис взобрался на полуразрушенную башню, окинул взглядом уходящую в море косу. Узкая полоса земли быстро терялась из виду, сливаясь с водой. Борис несколько раз пытался проследить ее, но каждый раз ему мешали слепящие солнечные блики на воде.
Вдруг прямо за спиной у него раздался странный шум, глухой недовольный окрик. Ордынцев испуганно оглянулся, схватившись за пистолет… и тут же расхохотался: позади него в каменной нише проснулся обеспокоенный филин и теперь недовольно переступал, крутил круглой кошачьей головой и сварливо покрикивал: «Ух-гух-гух!»
— Сиди, дружище, не буду тебе мешать. Теперь ты здесь хозяин, преемник Давлет-Гиреев. Только и подданные тебе под стать: мыши да гадюки.
Борис последний раз взглянул на поросшие цепким кустарником руины и спустился к дороге. Пока он осматривал крепость, подвода, с которой он ехал, ушла вперед, и пришлось ее догонять. Дорога шла вдоль Сиваша по прекрасному твердому грунту, получившемуся от смеси песка с солью. Подводы ехали как по самому лучшему паркету.
— В сторону только не ходи, ваше благородие, — предупредил Бориса солдат-подводчик, — влево свернешь — засосет, вправо свернешь — утопнешь.
Такая перспектива Борису не понравилось, и он от греха подсел на подводу.
Ровная однообразная дорога, мерный скрип телеги убаюкали его, и он сидя задремал. Проснулся Борис уже в темноте. Подводы остановились, солдаты распрягали лошадей.
— Где мы? Приехали, что ли?
— Приехали, ваше благородие, — подводчик смотрел на Ордынцева, усмехаясь, — а ты так всю дорогу-то и проспал.
Борис спрыгнул с телеги, все тело затекло от неудобного положения, во рту было сухо и горчило от соленой арабатской воды.
— Мы уж ехали-ехали, — говорил солдат, возясь с упряжью, — только бы до деревни доехать, на косе не ночевать, — а то уж так там нехорошо! И воды нету, и видится всякое, будто чудища какие из моря вылезают. Слава Богу, дорога хорошая, добрались… Борис огляделся. Коса в этом месте расширялась, и под яркими крымскими звездами раскинулась небольшая татарская деревушка. Аккуратные домики светились в темноте белыми стенами, один из них выделялся размером и опоясывающей его галереей. Около подвод суетились незнакомые солдаты, выгружая снаряды, провиант, ящики с патронами.
От дома с галереей подошел невысокий круглолицый офицер с петлицами артиллериста, представился:
— Капитан Колзаков, Николай Иванович. Вы, господин поручик, на смену Николаеву прибыли? Вы артиллерист?
— Ордынцев Борис Андреевич, — представился ответно, — я не кадровый, несколько месяцев только в армии, но прошел от Орла с конно-горной батареей, кое-чему научился, надеюсь быть вам полезным.
— Ну, слава Богу, прислали человека. У нас здесь, в общем-то, тихо, но красные постреливают, и мы отвечаем. Пехотинцы, те даже почти не стреляют — бесполезно, только занимают окопы.