Чёрное в белом
Шрифт:
— Таинственный парень, да? — сказала я.
Я произнесла это небрежно, даже с долей юмора. И все же я была сбита с толку. Если не считать телевидения, такого практически никогда не случалось.
Теперь никуда нельзя попасть без какого-то удостоверения личности.
— Мы ищем его через программу распознания лиц, — сказал Ник, как будто услышав мои мысли. — Мы передадим его Интерполу, если не найдём здесь. Должна же у него быть хотя бы кличка… где-нибудь.
— Никаких военных данных? — спросила я.
— В записях ничего.
Я кивнула, слушая его вполуха и хмурясь
Ничего. Он действительно был пустой стеной.
Такое редко бывало со мной, как я уже говорила.
Не неслыханно, но да… редко.
— Почему ты думаешь, что он станет говорить со мной? — спросила я наконец, переводя взгляд на Ника.
Ник просто улыбнулся, переступая с ноги на ногу.
— Он, возможно, не станет, — ответил Глен, стоявший по другую сторону от Ника. — Но Ники, похоже, думает, что ты умеешь ходить по воде, док, так что он захотел попробовать.
Пожимая плечами и награждая Ника раздражённым взглядом, я выбросила бумажный стаканчик из-под кофе в пластиковую корзинку под столом и сделала жест в сторону другой комнаты.
— Ну? — сказала я. — Мы можем убить время, пока не появятся криминалисты, верно? Я отменила своего утреннего клиента ради этого цирка.
Последние слова я произнесла резко, бросая на Ника тяжёлый взгляд.
Глен, который был на добрых пять дюймов выше Ника и сложен как полузащитник или живая отсылка к его корням викингов, улыбнулся и кивнул. Показав мне следовать за ним, он направился к двери, чтобы впустить меня в комнату для допросов.
Однако когда я проходила мимо, Ник поймал меня за предплечье.
— Не шути с этим парнем, — предостерёг он.
Улыбка исчезла с лица Ника, оставляя моего друга, парня, которого я знала под маской.
Я помнила этот взгляд по Афганистану.
— … Я серьёзно, Мири. Он, возможно, серийный убийца. Как минимум, он слишком сильно любит мёртвые тела. Мы будем прямо за этой дверью. Если захочешь уйти, уходи. Сразу же. Не строй из себя крутую перед толпой копов… слышишь меня?
Обычно я пропесочила бы его за это дерьмо в духе барышня-нуждается-в-защите, которое, как я думала, мы оставили в прошлом, учитывая все то, через что мы прошли вместе. Обычно я бы ещё ударилась в воспоминания, напомнив, сколько убийц, насильников, растлителей малолетних и других отбросов общества я уже допросила для него.
Но что-то в том, как он произнёс эти слова, рассеяло мою злость.
— Я тебя слышу, — сказала я, шутливо отдавая ему честь.
Сделав это, я взглянула на парня по другую сторону одностороннего стекла.
Подозреваемый просто сидел там, лёгкие морщины залегли по обе стороны его темных губ.
Однако впервые за все время он смотрел в одностороннее зеркало.
Казалось, будто он смотрит прямо на меня.
Заметив капельку крови прямо там, где заканчивались эти резко очерченные губы, я почувствовала, как мой пульс невольно ускорился.
Ник может оказаться прав насчёт этого парня.
Обычно он прав.
Выбросив эту мысль из головы, я отвернулась от стекла, следуя за Гленом в коридор. На ходу я позволила своему лицу скрыться за нейтральной профессиональной маской и надеялась, что в этот раз она меня защитит.
Глава 2
ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ
Он окинул меня взглядом, когда я вошла.
В отличие от многих людей, с которыми я беседовала в этой комнате, и подозреваемых, и свидетелей, он не скрывал своей оценки. Он также не сделал ничего, чтобы попытаться расположить меня к себе — например, улыбнуться или сделать свой язык тела более покладистым или покорным.
Он также не пытался запугать меня, по крайней мере, я этого не заметила.
И вновь доминирующей эмоцией, которую я видела в его оценке, оставалось нетерпение.
Похоже, он в первую очередь полагал, что я здесь для того, чтобы впустую тратить его время.
И в то же время мне казалось, что там присутствует нечто большее — то есть, связанное конкретно со мной. Ничего сексуального, по крайней мере, так казалось мне.
Но я не имела ни единой теории относительно того, что такое это «большее».
Возможно, я просто была не тем — не той — кого он ожидал.
Возможно, моё появление его смутило.
Я в какой-то мере к этому привыкла. Для женщины я высокая, почти 175 см. Моя мама была коренной американкой, как я уже говорила, и принадлежала к одному из тех кланов, которые были реально высокими. Я не знала точно, кем был мой отец, поскольку никогда не встречала его семьи, но он тоже был высоким. Я унаследовала некоторые черты его лица наряду с мамиными. Я также получила его светло-ореховые глаза, которые, по словам людей, сразу бросались в глаза у меня, но буквально приковывали внимание у моего отца. Моя мама как-то раз пошутила, что влюбилась в моего отца из-за одних только глаз.
Остальное, если верить моим тётушкам, досталось мне от мамы. Прямые черные волосы, полные губы, моё чувство юмора, даже мои изгибы, которые сделались менее фигуристыми из-за занятий боевыми искусствами, но не исчезли полностью.
Иными словами, даже подо всей моей профессиональной броней я определённо была женственной.
Я не могла совсем скрыть это, даже костюмами и туго убранными назад волосами.
Со своей стороны я тоже не потрудилась улыбнуться ему или проделать одну из жёстких штучек мозгоправов, чтобы попытаться убедить его, что я «на его стороне» или хотя бы особенно дружественно настроена. У меня сразу же сложилось впечатление, что такого рода тактики не сработают на этом парне.
Он разглядит их насквозь.
Хуже того, попытка применить их заставит его отстраниться и от меня.
Так что да, я приблизилась к нему, считая его психопатом.
Конечно, в наши дни формальным термином, по крайней мере, в соответствии с Диагностическим и Статистическим Руководством по Психическим Болезням (или «ДСР», как мы, мозгоправы, называли его) считалось «Антисоциальное Расстройство Личности» или АСРЛ. Те из нас, кто работали с криминалистической психологией, знали много специфических признаков, сопровождавших этот диагноз, и способы выяснить по-настоящему опасных личностей — но в общем-то, требовался длительный период распознавания.