Чернокнижник. Три принципа тьмы
Шрифт:
Слуга колдуна поспешно вышмыгнул из своего угла, склоняясь перед хозяином в подобострастном поклоне. Лицо его казалось бледным — слова Доната предатель слышал и, справедливо полагая, что вместе с Фредо и Антоном к Кадене приближаются и стражи из личной свиты князя, опасался возмездия. Тем более, что предал он своих друзей, можно сказать, дважды — первый раз бросив их на произвол судьбы в самый разгар боя, а второй — ранив Дэмпера. Или убив. В окончательном результате Пьетро уверен не был, зато знал, на что рассчитывал. А еще он освободил этого придурка Акуто,
Короче говоря, грехов на душу Пьетро принял предостаточно, и не последним из них можно было назвать готовность поклоняться Неблису, поэтому имел полное право опасаться недовольства старых друзей.
— К нам подбираются гости, — задумчиво проговорил колдун, изучая взглядом лицо слуги, — Впрочем, ты это и без меня уже знаешь. Дай руку!
Предатель вздрогнул, догадываясь, зачем жрецу Неблиса нужна его рука, однако, покорно протянул ее — левую, испещренную шрамами от бесконечных порезов, ожидающий появления еще одного.
Он не ошибся.
Донат привычно полоснул ногтем по запястью слуги, рассекая его и, шепча какие-то непонятные слова, повел открытой ладонью над раной. Пьетро сжал зубы, сдерживая рвущийся наружу стон.
От ладони колдуна, порождаемая ею, отделилась тонкая молния и начала плясать по порезу, опаляя его края своими искрами. Боль была невозможной, все нарастала, и Пьетро почудилось, что он вот-вот не выдержит, закричит… Но тут Донат неожиданно дернул его руку, тряхнул ей, и капли сверкающей, искрящейся крови разлетелись по зале.
Он пренебрежительно провел другой рукой по ране слуги, заживляя ее и шепча какие-то странные, невнятные заклятия, перевернул ладонь вверх, отпуская с нее молнию и слегка шевеля пальцами.
— Maserdaeteira… — сумел расслышал Мартын, однако, никакого объяснения из этих слов не получил. Древнее наречие Кадены было ему известно разве что в силу собственного происхождения, особенно он никогда его не изучал, поэтому сейчас не мог даже предположить, какое заклятие произносит колдун. Одно было понятно наверняка — ничего хорошего от этого мерзавца ждать не приходится.
— Фракасо… — устало выдохнул пират, опуская голову. Сердце на миг обожгло болью. В этом проклятом замке, в Искъерде, твердыне древних богов, он теперь оставался один — даже бедный клацпер, по словам Пьетро, был уже убит. Надо же, какая тварь этот Акуто! Значит, о невинной девчонке он переживал, а как невинного зверька… Э, да что тут говорить. Сволочи они тут, и дай Светлые, чтобы Фредо все-таки удалось вытащить его отсюда! А в идеале еще и положить всех этих швалей, избавить мир от них навеки!
— Замолчи, пират, — очень ровно, очень спокойно приказал Донат, и Мартын, отвлекшийся, было, вновь поднял голову. Глаза его расширились.
Капли крови, окропившие залу, меняли форму, росли, поднимались, вытягивались и обращались чем-то… кем-то… Знакомым до омерзения,
— Фра-ака-а-ассо-о! — взвыл Мартын, дергаясь в своих путах, запрокидывая голову, тяжело дыша и изнывая от боли в меняющемся теле, — Дай мне крови! Крови, паскуда!
— Заткнись! — рявкнул Донат и неожиданно резко махнул рукой, приказывая, — Avanti!
Свежепоявившиеся, образовавшиеся ноофеты (Пьетро смотрел на них с ужасом, не веря, что эти создания появились из капель его крови), медленно переглядывались, озираясь, пытаясь понять, что делают здесь и что должны делать. По Мартыну их взгляды скользили безучастно, как по своему; Пьетро, по-видимому, немного заинтересовал их, а вот Донат вызвал живейшее почтение.
Толпа монстров зашевелилась, завозилась, шатнулась вперед, окружая своего создателя. Страшные головы склонились в почтительном поклоне; бессмысленные глаза выразили покорную готовность исполнять приказы.
— К Искъерде идут чужие, — Донат, надувшись от самодовольства, приподнял подбородок, — Сделайте так, чтобы они не дошли до нас. Вперед, идите! Avanti! — и, завершая приказ, он внезапно подался вперед и, открыв рот, по-змеиному зашипел. Мартын, вспомнив о змее, выбравшейся не так давно из его рта, успел подумать, что этот ублюдок, наверное, и сам наполовину гадюка, прежде, чем новая волна боли скрутила его.
Ноофеты зашевелились вновь, шипя, согласно склоняясь и огромной волной покатились к широким дверям, за которые так мечтал иногда выйти несчастный пират.
Боль отступила; парень с трудом сделал глубокий вздох. Донат перевел на него заинтересованный взгляд.
— Надо же, — заметил он, чуть склоняя голову набок, — Как любопытно. Присутствие ноофетов пробуждает в тебе их кровь, значит, чтобы ты окончательно обратился, довольно лишь запереть тебя с одним из таких монстров… Забавно. Ну, ничего, это мы еще успеем выяснить позже. А сейчас не помешает набросить покров на нашу прекрасную сцену…
Маг вскинул руки, запрокидывая голову и, закрыв глаза, прошептал, почти пропел несколько непонятных слов. Он был по-прежнему по пояс обнажен, и Мартыну не составило труда увидеть, что кровавый символ на его груди при звуке этих слов начал светиться синеватым светом. Зрелище было жутким, но куда страшнее оказался результат магии этого негодяя.
По зале пронесся легкий ветерок, и словно шелковое покрывало неожиданно мягко опустилось на нее, закрывая всю — от пола до потолка.
Мартын, остающийся внутри этого странного «покрова», не имеющий возможности увидеть, чем он обернулся, как может аукнуться его присутствие спешащим сюда друзьям, завертел головой, но единственное, что смог увидеть — согбенного, седого старика, которым обратился, укутавшись шелковым магическим покрывалом Донат.
Старик неприятно улыбнулся и, медленно повернувшись к дверям, дьявольски сверкнул синими глазами.