Чернозимье
Шрифт:
Он сделал большой глоток из кружки, смачно чмокнул губами и откинулся на спинку стула.
— И все-таки, вы так рассуждаете, словно победа уже одержана, — сказал я, сдувая остро пахнущую пряностями пену со своей кружки — поскромнее воеводиной, без украшений.
— Ах, оставьте, — ответил воевода. — Говоря откровенно, я больше всего боялся именно того, что придется драться с орденской армией — хорошо обученной, с серьезной артиллерией. Тут какая-нибудь дурацкая случайность — и все могло пойти не по плану. Но когда они все перешли на нашу сторону, стало ясно, что главная сила в стране
У меня было свое мнение по поводу того, кто сейчас главная сила в стране, но высказывать его воеводе я не стал. Просто допил пенную грушевку, пожелал ему доброй ночи, проверил перед сном Джипа, потрепав по мохнатой шерсти между роками, и отправился на боковую. Меня ждали еще дня два пути до столицы.
Глава 14
Над воротами Карнары вился зеленый тарсинский флаг, а охраняли их мушкетеры из герцогского авангарда. В остальном город, казалось, почти не изменился с тех времен, как я его оставил, да ведь и было-то это не больше пары месяцев назад.
Рынок, втрое больше крюстерского, все так же бурлил. В гавани стояли крутобокие ансуйские каравеллы и вытянутые галеасы из Моны. Народу на улицах, правда, было поменьше, и горожане с опаской посматривали на герцогских гвардейцев в зеленых мундирах, стоило им появиться в поле зрения. Особенного страха, впрочем, не было: герцогская армия вошла в город без боя, и никаких бесчинств не последовало.
А вот телег и фургонов на улицах, напротив, было сильно больше обычного. Сновали туда-сюда армейские обозники, часть жителей от греха подальше выбирались из города, другие — напротив, торопились извлечь выгоду из нового положения.
По запруженным улицам пробираться к дворцу пришлось долго, даже несмотря на то, что воинство свое я оставил в лагере возле ворот, и двинулся налегке, верхом на Джипе. Местные смотрели на моего скакуна равнодушно — в отличие от Брукмера, здесь ездовые бараны из Запроливья встречались нередко. Я даже встретил по дороге повозку, в которую было запрещено двое таких же, только светлой масти.
Мое появление у дворцовых ворот вызвало суету, граничившую с паникой. Такое впечатление, что никаких инструкций насчет того, принимать ли меня или нет, придворный штат не имел. Наконец, дворцовый камердинер — низкорослый тарсинец в меховой шапке — с почтительным поклоном предложил сопроводить меня во внутренние покои.
Герцог принял меня в том же самом кабинете, где еще совсем недавно я разговаривал с регентом. Я даже испытал дежа вю: когда я вошел, он сидел за столом в той же позе и точно так же держал кубок с вином — может быть, даже тот же самый кубок.
— Здравствуйте, Руман, — произнес он, встав из-за стола и протянув мне руку — знак, которого далеко не каждый мог удостоиться от высшего аристократа. — Мне уже доложили о вашей блестящей победе. Что же, поздравляю. С этой минуты можете считать себя графом Кернадальским. Официальный указ об этом выйдет чуть позже, когда будет взят под контроль Брукмер.
— Благодарю за честь, — ответил я, и присел в кресло, повинуясь вальяжному жесту его светлости.
—
— Было небольшое, — герцог усмехнулся, и в его усмешке мне послышалось что-то нервное. Он, все-таки, не ожидал, что придется снова со мной беседовать. — Стража два часа отказывалась открыть ворота, пока комендант бегал во дворец и дожидался приказа от оставленного там камергера, а тот заперся в своих покоях и ничего не отвечал. Кончилось тем, что рядовой алебардщик открыл ворота сам. Он теперь лейтенант.
— Почему регент не оставил даже небольшого гарнизона в замке? — спросил я. — Он мог бы долго держаться, стены здесь что надо.
— Побоялся, — ответил герцог. — Он понимает, что его королевство разваливается. Оставь он здесь отряд, на следующий день этот отряд присягнул бы мне. Уверен он может быть только в верности тех, кто от него на расстоянии выстрела.
— Но почему он отступил именно к Фарвилле? — спросил я. — Логично было бы отойти куда-нибудь на юг.
— Черт его знает, — герцог потер пальцами лоб. По его виду чувствовалось, что он давно не спал. — Так или иначе, это большая ошибка. Теперь он между молотом и наковальней. С севера от него нежить, с юга — мы. При этом мы явно привлекательнее если не с точки зрения самого герцога, то уж точно с точки зрения его солдат. Достаточно лишь немножко поднажать, и будет как с Хорном. Регента просто свяжут и принесут сюда, как поросенка с яблоком во рту.
— А что же вы сами планируете? — поинтересовался я. — Карнара теперь ваша…
— После победы над нежитью будет грандиозный праздник, — сказал герцог. — На нем будет объявлено о принятии мною — по просьбе большой делегации ото всех провинций страны, конечно же — титула императора Карнарского. После этого, вероятно, можно ждать войны с Каруинским герцогством, которое такого титула никогда за мной не признает. Но к этой войне я готов. Войска, закаленные в войне с нежитью, не сможет остановить какой-то там Каруин.
Ансуйскому Совету я пообещаю, что их республика останется независимой, если признает мои права на остальной Монланд. Вряд ли они станут мне союзниками, но хотя бы не будут мешать с Каруином. А там, когда-нибудь, и их время придет — нужно будет только найти подходящий повод.
Однако все это дело далекого будущего. Прежде чем стать Мучеником, нужно умереть, а чтобы стать императором, нужно избавить Карнару от угрозы со стороны нежити. Сейчас я провожу экстренный набор в Карнаре и окрестностях. И знаете: идут весьма охотно.
— В самом деле? — поинтересовался я.
— Я даже сам не ожидал! — воскликнул его светлость. — Вся страна преображается на глазах. Люди жаждут покончить со злом. Люди устали, напуганы, их мир рушится на глазах. Им нужен кто-то, кто возьмет их за руку и скажет: «Не бойся, я знаю, как все исправить, как спасти тебя». Вчера я принимал делегацию местной знати: бароны, графы, маркизы — все, кроме нескольких человек, командующих полками у регента и ушедших вместе с ним. У всех на лицах такое же выражение — это лица потерянных детей. Все только и спрашивают: что теперь будет? И знают, что спрашивать надо у меня.