Чернозимье
Шрифт:
Когда я вновь открыл глаза, то увидел склонившееся надо мной озабоченное лицо Грановского. Судя по обстановке, я находился в его кабинете — том самом, в котором мы беседовали с ним три с лишним года назад. И даже полулежал в том же самом мягком кресле.
— С тобой все в порядке? — спросил он. — Ты можешь говорить?
— Могу, — выдавил я из себя, предпочтя не отвечать на первый вопрос.
У меня все плыло перед глазами, и я не до конца понимал,
Или… это, все-таки, и правда была игра? Но если так… значит, Ник был… прав? Все это время?
— Прежде всего я хотел бы извиниться, — спокойно сказал Грановский, откашлявшись. — За вот это вот.
Он кивнул куда-то за мою спину, очевидно, имея в виду связанные руки.
— В жопу свои извинения засунь, — проговорил я, прощупывая, не удастся ли как-то избавиться от пут. Но пришлось признать — зафиксировали меня на совесть.
— Я хорошо понимаю, — продолжил он, — что это вообще-то незаконно. Но у меня нет другого выхода. После тестирования у людей отмечались приступы… ну, да ты сам видишь, в каком ты состоянии. Что бы ты сделал, будь ты сейчас развязан?
— Башку бы тебе разнес, — сказал я.
— Вот видишь, — Грановский покачал головой.
Пару секунд мы просто смотрели друг на друга.
— Кстати, какое сегодня число? — спросил он словно между делом.
— Секунду… — я постарался сосредоточиться. Я знал, что этим вопросом проверяют на психическую адекватность. А еще я хорошо помнил, что за все время в Чернолесье, ни разу не смог вспомнить, какое число было в тот день… в этот день… сегодня…
— Сегодня второе июля две тысячи девятнадцатого года, — произнес я, стараясь, чтобы прозвучало как можно увереннее.
Грановский удовлетворенно кивнул.
— Давай договоримся так, — сказал он, взяв кресло на колесиках и выкатив его из-за стола, так, что оно встало прямо напротив меня. — Сперва я тебе все объясню, а также выслушаю тебя. Мы поговорим. Обсудим то, что случилось. Обещаю, что отнесусь к твоему опыту со всей возможной серьезностью. Потом, когда я буду убежден, что ты пришел в норму, я тебя развяжу. Обещаю. Дальше — делай, что хочешь. Можешь меня бить. Можешь прямо от меня пойти в полицию или в прокуратуру. Лады?
Подумав секунду, я кивнул. Предложение выглядело честным, вот только мне отчего-то не верилось, что Грановский сдержит слово. А с другой стороны, что еще он может сделать? Убьет меня и спустит труп в канализацию? Поместит в частную тюрьму в Пакистане? В такое развитие событий тоже не верилось.
Больше всего меня сейчас интересовало другое. Кто передо мной: гейм-дизайнер Анатолий Грановский или монах-маг Луциан? От ответа на этот вопрос очень сильно зависело то, как мне следовало бы себя вести.
— Хорошо, тогда, если ты не против, расскажи мне, что ты видел, — он опустился в кресло на
— Три с половиной года, — ответил я.
Грановский посмотрел на меня так, будто из моей грудной клетки только что вылезла гигантская мертвая муха.
— Ты шутишь, я надеюсь? — переспросил он.
— Нет, — ответил я. — Я прожил там три с половиной года. Охотился на нежить. Воевал. Путешествовал.
— Господи Иисусе, — проговорил Грановский. — Такого никогда не было. У Хичкока есть некоторая свобода в генерации сюжета… в том числе, в плане длительности… но никогда… никогда… один раз это было около месяца, но мы посчитали это крайне маловероятной аномалией. Обычно это продолжается не больше двух дней.
Я молчал.
— Сколько прошло времени здесь? — спросил я, сглотнув. — С тех пор, как мы в последний раз разговаривали.
— Час где-то, — ответил Грановский, взглянув на изящные часы на руке. — Слушай, это… ужасно. Никто не должен такому подвергаться, мы пересмотрим всю концепцию… такое не должно повториться…
— То есть, ты… вы… хотите сказать, что это все была просто игра? –медленно проговорил я. — Что этого ничего не было?
— Ну, разумеется! — Грановский даже руками всплеснул. — Разумеется, не было!
— Но это было, — ответил я. — Это были люди… живые люди со своими страхами, желаниями, чувствами… никакой Хичкок не может создать так много… всего!
— Давай так, — произнес Грановский, кажется, успокоившись. — Расскажи мне все по порядку, что с тобой произошло. А я потом покажу тебе кое-что… У Хичкока есть одна настройка, специально для таких случаев… Он встраивает в сюжет некоторые элементы… названия, имена, концепции… чтобы было очевидно, что история выдуманная.
Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду. А затем начал рассказывать.
По мере моего рассказа Грановский становился все более взволнованным и даже шокированным. Пару раз он вставал из кресла и начинал расхаживать по кабинету. Иногда останавливал меня и задавал вопросы.
— Как, ты говоришь, называлась столица? — спросил он в тот момент, когда я коснулся местной географии. — Карнара? И там еще был какой-то Каруин?
— Да, на западе, за горами, я там никогда не был, — ответил я
— А не было еще какого-нибудь города с названием, скажем, Осна?
— Был Ансо, где-то на юге, — ответил я. — Но какое это…
— Я после объясню, — сказал Грановский. — Продолжай, пожалуйста.
Когда я дошел до встречи с самим Грановским в башне, он уставился на меня удивленно и едва не рассмеялся.
— Нет, это… — он помотал головой с улыбкой. — Это фантастика просто! Потрясающе! Ввести в сюжет меня самого, это… Нда…
Потом перевел взгляд и осознал, видимо, что мне совсем не весело, после чего его улыбка слегка увяла, и он продолжил слушать.