Черные алмазы
Шрифт:
Кучерша, вынув из кармана чаевые, показывала всем монету и хвасталась. Это был новенький серебряный форинт. Сбежавшаяся челядь с великим удивлением передавала монету из рук в руки. Ведь это чудо! Из пятнадцатимиллионного населения Венгрии более четырнадцати миллионов пятисот тысяч никогда не видали серебряного форинта!
Вот это поп! Не то что наш, гроши по воскресеньям на чай раздает да еще в бумажки заворачивает.
В ожидании вечера минуты казались графине часами. Она беспокойно обошла все комнаты. Ломала себе голову: через какую щель можно сюда проникнуть, если ты человек, а не дух? Затем, когда пробило семь часов, сама проследила, чтобы все двери жилых покоев были, как обычно, заперты, и только после этого вернулась в свою комнату.
Там она вынула чертежи флорентийского архитектора с планами ее замка. Она не впервые рассматривала их. Получив от отца замок, графиня долго изучала его план. Помещение в три раза превышало ее потребности, следовательно, ей пришлось выбирать, где поселиться. В центральной части находились огромные залы для собраний и пиров, арсеналы, коллекции картин и древностей. Эти покои не подходили для жилья.
Из них к подземному коридору вела потайная винтовая лестница: быть может, она предназначалась на случай захвата крепости турками, чтобы стража могла незаметно спастись бегством; эти лестницы, как совершенно бесполезные, разобрал, а входы на них велел забить еще ее дед — там никто не мог пройти. Левое крыло замка было любимым местом собраний ее жадных на развлечения предков, тут имелись тайники, скрытые ниши, никому не ведомые переходы в пустотах толстых стен, тянувшиеся из комнаты в комнату, с этажа на этаж, смотровые щели, двери, завешанные картинами, в комнатах — места для подслушивания. Все это было подробно обозначено на плане архитектора. С целомудренным ужасом Теуделинда догадывалась, что эти полные тайн жилые покои не соответствуют высокому образу ее мыслей. Поэтому она выбрала правое крыло крепостного замка, архитектура которого казалась наиболее простой; вверху обыкновенная анфилада комнат, на первом этаже библиотека и внизу склеп. В этом крыле, судя по точному плану архитектора, не было никаких тайников, кроме уже упомянутой лестницы, которая предназначалась для благочестивых целей и вела лишь в библиотеку и часовню склепа.
При строительстве бондаварского замка была проявлена забота о всех возрастных метаморфозах его владельцев, которые в молодости бывали бонвиванами, в зрелости — государственными мужами, а когда старели, становились ханжами.
Теуделинда велела замуровать все входы в ту часть замка, где она обосновалась. Выход вел только во двор.
Итак, в ее жилых покоях не было ни скрытых коридоров, ни поворачивающихся статуй, ни проваливающихся полов, ни замаскированных каминов, ни раздвигающихся потолков, ни двойных полых колонн, ни поднимающихся мраморных плит; и наоборот — окна и дымоходы в комнатах Теуделинды были забраны крепкими железными решетками. Проникнуть к ней с помощью обычных человеческих трюков было нельзя.
Оставалось предположить лишь одну возможность, но это уже было из области не психологических, а физических законов А вдруг господин аббат был в сговоре со всей прислугой замка? Но допустить подобную вероятность не позволял благородный характер господина аббата. Да и времени у него было мало, чтобы, обходя комнаты замка, успеть подкупить всех, кто попадался ему на пути, в особенности в присутствии такого свидетеля, как священник господин Махок. Разве что он и с ним договорился.
А это уж и вовсе невероятно.
И в конце концов, какая нужда господину аббату лицемерить?
Теуделинда рано отослала прислугу спать; компаньонке пожаловалась, что у нее болит левая сторона головы, — у Эмеренции тут же разболелась голова с правой стороны, и, когда графиня отправилась спать, компаньонка, закутав голову, принялась согревать ее подушками, расшитыми цветами бузины, и стонать, словно была смертельно больна.
Графиня, затворившись в своей спальне, считала минуты. Принялась было за пасьянс, но он не вышел: наверное, она была недостаточно внимательна. Взяла Библию (текст ее был одобрен церковью), изданную с роскошными иллюстрациями Дорэ, и начала разглядывать гравюры; подсчитала, сколько мужских и сколько женских фигур изображено на двухстах тридцати рисунках. Потом сосчитала, сколько на них лошадей, сколько верблюдов. Сколько встречается убийств. Затем перешла к тексту. Высчитала, какие гласные чаще всего встречаются на странице. Больше всего было «а», потом шло «е», потом «о», потом «у», меньше всего встречалось «и». Текст был французским Она сравнила его с венгерским и нашла, что в этом больше всего «е», за ним следовало «а», потом «о», потом «и», наконец «у», а на последнем месте «б» и «и».
Это занятие ее утомило. Она села к роялю, попыталась успокоить душу, наигрывая одни и те же романсы. Но и тут дело не шло. Руки ее дрожали, вяло скользили по клавишам. Когда приблизился час призраков, она уже не думала ни о чем ином, кроме своих притягательных, навязчивых видений. Она была околдованной ими рабой, и медленно текущее время томило ее, пока наконец не начиналась оргия призраков. Обычно, как только раздавался шум, учиняемый призраками, ее охватывала лихорадка, она спешила раздеться, спрятаться в постели, затыкала уши, пока вся в поту не забывалась тяжелым сном. А просыпаясь поздно утром, верила, что была в склепе, который ей снился.
Сегодня же она достала талисман, в котором черпала силу, — портрет господина аббата. Она поставила его перед собой на пюпитр книжного столика и погрузилась в созерцание. В самом ли деле он сверхъестественное существо, по слову которого поднимаются затворы, рассеиваются призраки, закрываются двери преисподней? Невозможно даже представить себе, что это свершится.
Чем дальше шло время, тем беспокойнее билось ее сердце. Теперь оно билось уже не из-за ночных привидений — причиной был новый призрак.
А если все же этот человек постучит в полночный час в дверь ее спальни? Кто он тогда? Фокусник или святой?
Время медленно подползло к полуночи. Колокола башенных часов с дребезжаньем пробили в ночной тиши.
Как обычно, с последним ударом часов из подземелья послышалась мелодия призрачной мессы.
Но теперь графиня не прислушивалась к ней.
Она пыталась уловить, не доносится ли из соседних комнат скрип открывающихся дверей, не поворачиваются ли дверные ручки, не звякает ли ключ в замке, не приближаются ли шаги?
Ничто не нарушало тишины.
Прижавшись к двери, она слушала. В комнатах тишина, ни шороха.
Минуло четверть часа после полуночи.
За это время на бесовской оргии в подземелье благочестивое пение под орган сменилось мерзким разгулом. Там, внизу, выли, хрипели, хохотали и возились с таким шумом, будто все черти ада дали друг другу слово сегодня особо отличиться.
«Он не придет», — сказала себе графиня, и по всему телу ее пробежали мурашки. Немыслимо ожидать от человека того, что под силу лишь духу-искусителю. Она направилась к алькову, чтобы лечь.
В эту минуту раздался стук в дверь.
И знакомый голос тихо, но твердо произнес условленный пароль: «In nomine Domini aperiantur portae fidelium!»
Графиня вскрикнула.
Она собрала все душевные силы, чтобы не потерять сознания.
Это действительность! Это не сон! Не галлюцинация.
Он здесь, у двери.
Вперед!
Графиня подбежала к двери и отворила ее.
Острота момента удесятерила силы ее души.
Кто бы он ни был, сумевший до нее дойти, — грабителем, чародеем или святым, пусть он теперь попробует потягаться с нею! Пол, на котором он сейчас стоит, это мост вздохов над глубоким подземельем, стоит нажать кнопку потайной пружины — и пришелец рухнет в темную пропасть. Графиня поставила ногу на кнопку и распахнула дверь.