Черные алмазы
Шрифт:
Но теперь уж он забыл уговор ограничиться отметиной на лице противника; он пустил в ход свой испытанный прием — удар в нижнюю часть туловища, от которого очень трудно защититься и который — если достигает цели — нередко становится смертельным. Тот, кто плохо парирует, неизбежно становится жертвой этого удара, тот же, кто сумеет защититься, в следующее мгновение получает удар в голову.
Однако Иван никак не парировал удар — ни хорошо, ни плохо.
Салиста не подумал о том, что дуэльные сабли обычно бывают короче учебных и боевых кавалерийских сабель, или
Иван не парировал удара снизу, а подставил поднятую руку и позволил сабле противника скользнуть в нескольких миллиметрах от тела, сам же нанес Салисте ответный удар именно там, где поразил его в первый раз: второй удар рассек мышцу накрест.
Вот вам два очка форы!
Это двойное ранение уравняло мышечную силу обоих противников.
Однако Салисту второй удар привел в совершенную ярость.
Взревев, словно раненый зверь, ринулся он на противника и изо всей силы опустил саблю ему на голову. Ударил, как мясник топором. Чудо, что обе сабли не разлетелись в куски.
Иван же по всем правилам отпарировал удар высоко поднятой рукояткой своей сабли так, что острие его даже не коснулось, и прежде чем противник успел изготовиться для очередного удара, в молниеносном темпе ответил ремизом, обрушив страшной силы удар на голову и лицо Салисты.
Счастье, что сабля оказалась легкой, не то она надвое рассекла бы череп.
Салиста зашатался, инстинктивно прикрывая голову левой рукой, а затем повалился на бок, вцепившись в эфес бессильно повисшей сабли. Секунданты подбежали, чтобы поднять его.
Иван, опустив саблю лезвием вниз, стоял с бесстрастным, холодным, как мрамор, лицом.
Секунданты поспешили к нему с поздравлениями.
— Удовлетворены ли эти господа? — спросил Иван.
— Смею надеяться, что удовлетворены, — ответил граф Эдэн.
— Лучше нельзя было и сделать. Спор улажен.
С этими словами Ивана проводили в соседнюю комнату — одеться.
Когда Иван возвратился в зал, его противник уже пришел в себя. Оба врача суетились возле него: один залеплял пластырем раны на голове, другой — на руке.
Иван, согласно рыцарскому обычаю, подошел к Салисте для примирения.
— Прости, друг!
Салиста учтиво протянул ему левую руку.
— Ах, о чем говорить! Отличный удар был этот, последний. Первые два — не в счет. Я ведь сказал, что дам два очка форы. Ну, а третий удар — дай боже! Впрочем, пустяк: через неделю все заживет.
Иван спросил врачей, не опасны ли раны.
— Пройдет! — ответил за них Салиста. — Я сотнями раздавал удары другим, настал черед получить их мне самому. Все это я ни в грош не ставлю. Но терзает меня боль, которую ни арника, ни пузырь со льдом не могут унять. Излечить от нее может только тот, кто причинил ее. Скажи по чести, ты когда-нибудь был военным?
— Ну, а как же! — сказал Иван. — Я был гусарским офицером во время освободительной борьбы.
— Ах, черт побери, что ж ты не сказал раньше? В каком полку ты служил?
— В гусарском полку Вильгельма. По всей вероятности, я единственный, кого ты оставил
Присутствующие расхохотались, а раненый громче всех. Врачи выговаривали ему, запрещая смеяться, не то отлепятся все пластыри на лице.
— Ну, ладно, — сказал Салиста, — тогда я буду смеяться только одной половиной лица. Благослови тебя господь, друг. Теперь твой удар для меня — не позор! Ведь я получил его от солдата, а не от какой-нибудь тыловой крысы! Подойди, поцелуй меня в щеку, которая еще цела. Вот так. Целуй, брат. Правую руку я не могу подать, ты начертил на ней крест. Это тоже у тебя получилось неплохо. Гусарский удар. Ничего не скажешь.
И противники расцеловались.
Но Салиста спустя мгновение снова потерял сознание от потери крови, и Иван поддерживал его голову, пока врачи его перевязывали, а затем помог перенести раненого в карету.
— Добрый малый! — решили между собой все эти безукоризненные джентльмены.
Adieu! [137]
Уже знакомое нам общество на квартире графа Иштвана ждало известий об исходе дуэли. Секунданты той и другой стороны обещали явиться туда сразу же по окончании поединка.
137
Прощай! (франц.)
Заключались пари о результатах дуэли. Кто будет ранен? Получит ли отметину Салиста? Будут ли тяжелые ранения или только обычные на светских дуэлях царапины?
У графа Иштвана достало смелости заключить пари десять против одного, что «и» Салисте достанется; более того, он рискнул поспорить один против одного, что именно Салиста получит тяжелое ранение.
А на пари, что Иван выйдет целым и невредимым, можно было искать партнера хоть при условиях сто против одного, и все равно не нашлось бы никого, кто захотел бы ударить по рукам.
Наблюдательные посты у окон непрестанно следили за подъезжающими каретами.
Наконец у подъезда остановился какой-то наемный экипаж.
«Прибыли Эдэн и Геза!» — гласило боевое донесение.
— В таком случае выиграл я, — сказал граф Иштван. — Секунданты скорее оставят ту сторону, которой досталось более легкое ранение.
Граф Эдэн направился к дамам, а Геза взбежал по лестнице в апартаменты графа Иштвана.
Он распахнул дверь и ворвался к приятелям с торжествующим криком:
— Он сделал из него отбивную!
— Кто? Из кого? Из Ивана? Салиста? — закидали его вопросами столпившиеся вокруг господа.
— Да нет же! Иван из Салисты.
— А-а-ах! — пронесся недоверчивый возглас.
— Вот именно! — горячился молодой граф. — Он изрубил его, словно кочан капусты, искрошил, как мясо для гуляша.
— А Иван?
— Пострадал не больше, чем я.
— Да ну! Ты нас разыгрываешь!
— Вовсе нет, это не предмет для шуток. Спросите-ка Салисту.
— А где же тогда Иван?