Черные банкиры
Шрифт:
– Имеем гараж и две машины, но это принадлежит не мужу, а мне и моим родственникам.
– А кем вы работаете, Эвелина Мстиславовна?
– Воспитателем в детском саду! – с вызовом ответила женщина.
– Научите меня, – засмеялся Грязнов, – как на зарплату воспитателя приобрести столько имущества.
– Я работаю всю жизнь. И думаю, что смогла заработать себе на обеспеченную жизнь!
– Понятно. Я вот тоже всю жизнь работаю, но, увы!
– Значит, не так хорошо работаете. Или вам не повезло.
– Возможно. С кем живете? – спросил Грязнов. – Дети есть?
– Нет.
– Для кого ж так стараетесь?
– Для себя! – сказала женщина. И впервые в ее голосе прозвучала злость.
– Хранит ли ваш муж документы фирмы дома? – поинтересовался Грязнов.
– Нет. Он ничего лишнего в доме не держит. К слову, всю одежду, которую носить не собираемся, мы немедленно передаем в благотворительные организации, помогаем и деньгами. Муж хорошо зарабатывал в последние годы. А много ли нам двоим надо?
– Понятно. Я вижу, что ваш супруг действительно любит свой дом, он предусмотрителен и осторожен. Обеспечивает себе тыл… Чтобы было куда вернуться после тюрьмы.
– Какой еще тюрьмы?! Зачем вы оскорбляете моего мужа? – возмутилась женщина. – Что он такое совершил, что вы грозите ему тюрьмой?
– Я повторяю, он убил человека.
– Ну, это еще надо доказать!
– К сожалению, вынужден вас огорчить: тому есть и доказательства, и свидетели. Я, конечно, не так наивен, чтобы ждать, когда Долгалев явится к нам сам с покаянными признаниями. Но тем не менее передайте ему при случае, что это лучшее в его положении, на что он может рассчитывать.
– Господи, да что вы такое говорите? Я не верю ни одному вашему слову! – Хозяйка заплакала, размазывая подведенные черным карандашом красивые глаза. – Вы же совершенно его не знаете! Он такой внимательный, добрый, он так любит животных. Все порывался собаку купить. Но я воспротивилась… Жалко животное в четырех стенах мучить! Ведь мы с ним целый день на работе.
– Собак он, может, и любит, а вот своего бухгалтера Крохина расстрелял из автомата в присутствии подчиненных, чтобы и им неповадно было ослушаться.
Женщина с ужасом посмотрела на Грязнова, закрыв рот ладонью. Обыск длился два часа, однако для следствия ничего не дал.
– Последняя просьба, Эвелина Мстиславовна. Мне нужна фотография вашего супруга. Желательно из последних.
Она удалилась в спальню и тут же вернулась с большим пакетом цветных фотографий, снятых модным нынче «Кодаком».
Грязнов выбрал одну, где Долгалев – очень импозантный, моложавый мужчина – улыбался, отчего лицо его было привлекательным и легко запоминающимся.
– Возьму вот эту, – он показал фото женщине.
– Зачем она вам? – запоздало поинтересовалась она.
– Размножим и передадим во все отделения милиции. Вы наверняка обращали внимание на объявления: разыскивается преступник.
– Боже! – Она сжала виски ладонями и уже с неподдельным ужасом уставилась на Грязнова.
Он лишь развел руками в стороны, мол, что поделаешь – служба такая. Неужели до нее наконец дошло, что никаких шуток никто с ней шутить не собирается…
«А все– таки жалко бабенку, -думал Грязнов уходя. – Такая ухоженная, благополучная, похоже, не стерва. И собой вся очень даже ничего. А если она и предусмотрительная дамочка, в том смысле, что не только гараж с машинами заранее перевела на родственников, то возможная конфискация имущества Долгалева, когда тот займет подобающее ему место за решетчатой перегородкой в суде, ей лично может и не грозить. Ну а в дальнейшем – все указывает на то, что такой превосходный товар долго без внимания не останется».
Уезжая, Грязнов оставил на всякий случай двоих оперативников: на тот случай, если Долгалев все-таки вдруг объявится. В чем Вячеслав был совсем не уверен.
Грязнов поднял голову, отметив светящиеся окна квартиры Долгалева. А над городом, по-вечернему умиротворенным, кружились снежинки, пока еще редкие, но они обещали большой снег.
Турецкий звонил Наталье Гераниной, чтобы справиться о здоровье ее мужа.
– Кажется, ему стало немного лучше. Но состояние колеблется то в худшую, то в лучшую сторону. Врачи говорят, что надо ждать, время покажет, а я не знаю, что и делать. Возможно, Андрюшу надо было бы показать зарубежным специалистам?
– Наталья Максимовна, очевидно, пока надо довериться врачам. Специалисты смыслят в этом деле больше нашего. Травмы, ранения в голову – это всегда очень опасно. Надо, чтобы организм сам победил недуг. К счастью, ваш муж молод, он должен справиться с этим осложнением.
– Спасибо вам, Александр Борисович, за поддержку.
– Скажите, Наталья Максимовна, если лечащий врач разрешит мне поговорить с вашим мужем, вы не будете возражать?
– Право, я не знаю.
– Вы поймите, мы должны найти людей, покушавшихся на его жизнь. Они наверняка появятся опять. Поскольку Геранин слишком замкнутый человек и ни с вами, ни со своими коллегами не делился проблемами такого рода, у меня нет другого выхода, как только поговорить непосредственно с ним. Это я делаю в интересах его и вашей безопасности.
– Хорошо. Я не возражаю. Разрешит врач – разговаривайте.
– Спасибо, Наталья Максимовна, всего доброго вам.
Турецкий тут же принялся снова тыкать пальцем в кнопки, набирая номер лечащего врача Геранина.
– Здравствуйте, Сергей Петрович. Беспокоит вас Генеральная прокуратура.
– Узнаю, Александр Борисович.
– Хочу поздравить с успехом, Геранину, говорят, значительно лучше?
– Улучшение есть, но не на столько, чтобы праздновать победу, возможны рецидивы, – предупредил врач.
– Но поскольку он может говорить, я бы хотел недолго побеседовать с ним. Информацию о своих недругах может дать только он. Ни жена, ни сотрудники ничего определенного мне сказать не смогли. Все деловые переговоры он вел сам, точно так же, единолично, определял и стратегию банка. Он человек дела, и этим все сказано.
– Но ему еще рано волноваться.
– Давайте вместе определим, сколько минут я могу с ним пообщаться.
– Не более пятнадцати минут, – строго сказал Сергей Петрович.