Черные банкиры
Шрифт:
– Я думаю, это будет для вашей же пользы. Но ваши признательные показания я фиксирую в протоколе. Сколько вы заплатили Липникову за работу?
– Семьсот долларов. Я договаривался только с ним. О его подельниках я ничего не знал, правда, он мне не говорил о них, рассказал о плане операции. Так оно все и завертелось.
– Вы сожалеете о том, что произошло?
– Думаю, что, если бы я с ним не разделался, он бы нашел способ уничтожить меня. Какой именно? Не знаю. Может, убил бы, может, довел бы до самоубийства. Вы знаете, с Бартеневым я знаком несколько лет. И мне известно, что он совершенно хладнокровно расстрелял двоих людей. Жизнь – жестокая штука… Вот сознался сейчас, и стало легче. Этот груз давил меня день и ночь. А сейчас словно душа очистилась.
– Ну, и слава Богу. Подпишите протокол, – предложил Грязнов.
Свиньин долго и вдумчиво читал протокол, перечитывал, возвращался к началу. Наконец спросил:
– А мне за это вышка не будет?
– Решает суд. Мы только чернорабочие, – ответил Грязнов. – Впрочем, на моей памяти еще ни один заказчик не приговорен к высшей мере.
– А, где наше не пропадало! – махнул рукой Свиньин и подмахнул протокол.
– Ну, ты артист! – с упреком сказал Грязнов, входя в кабинет Турецкого и бросая свое тяжелое, как броня, кожаное пальто на стул. – Не знай я тебя, схлопотал бы от меня этакий «следак». Тут же бы поставил в известность его шефа о нарушении законности.
– Слава, я, конечно, виноват, но…
– Тебе в очередной раз повезло. Свиньин был в таком состоянии, что ни черта не понял. Он сделал признание и подписался под сказанным. Но тебе это все равно даром не пройдет. Забирай протоколы и лезь в свой сейф.
Турецкий тут же послушно залез в сейф, взял припасенную бутылку и вдруг замер. Не находя слов от изумления, он стоял, не веря собственным глазам. Потом стал лихорадочно рыться в бумагах, лежащих на самом дне.
– Что же это такое? Быть не может?! – приговаривал в смятении.
– Что с тобой? – спросил Грязнов.
– Кассеты пропали! Те, которые я взял у Пыхтина.
– Не может быть!
– Вот именно! Но их же здесь нет – ты видишь!
– Может, ты дал их кому-нибудь? Косте?
– Что ты думаешь, у меня склероз? Я вчера вечером их здесь видел!
– Не кипятись, давай подумаем, кто их мог взять.
– Никто не мог! Ключ от сейфа только у меня. Понимаешь?
– Здорово же тебя обвели вокруг пальца! Значит, это сделал кто-то свой… Слушай, может, это козни твоего Казанского? – вдруг осенило Грязнова.
– Не знаю, сейчас позвоню дежурному милиционеру, спрошу, был ли кто-нибудь чужой сегодня с утра в прокуратуре.
Турецкий дозвонился до дежурного:
– Скажите, пожалуйста, кто сегодня приходил в здание из других служб?
– Были два связиста, проверяли сигнализацию.
– Кто их приглашал?
– Они сказали, что это профилактическая проверка. Я спросил разрешения у Меркулова, он сказал, что можно пропустить.
– Спасибо.
Турецкий бросил трубку, сказал:
– Два связиста проверяли сигнализацию. Понимай как хочешь. Никто их не приглашал, но никто и не остановил.
– Чьи это могут быть люди? – спросил Грязнов.
– Вчера Казанский отчитывал меня за то, что заместитель министра топлива и энергетики Сорокин тоже мылся в сауне с девицами и об этом стало известно населению благодаря газете «Московский комсомолец». Он меня, между прочим, предупредил, что Сорокин – это не Савельев. С этим человеком хлопот будет побольше.
– Смотри-ка, будто в воду глядел!
– Может, это Казанский из страха перед влиятельным чиновником запустил ко мне связистов? – сказал Турецкий. – Надо срочно сказать Меркулову. Вот ведь сволочь какая! Ну конечно, это мог быть только Казанский!
– Не кипятись, остынь. У тебя есть время подумать. А пока давай сюда бутылку. И еще, вижу, там у тебя что-то есть… По случаю такой бяки тем более следует выпить за наших врагов. Пока они будут, наши мышцы не завянут и не усохнет серое вещество в голове.
Турецкий поставил бутылку на стол, вынул из сейфа рюмки, пачку печенья, несколько карамелек – для отбития запаха, – Грязнов сразу же принялся наливать рюмки, приговаривая при этом:
– Все проходит, к сожалению. И хорошее, и плохое. А у нас остается только настоящее. Ибо насчет будущего ничего не известно. Примет ли оно нас? Так давай выпьем за настоящее – такое, как оно есть, – черное, белое и полосатое. Пусть оно любит нас, а мы ему ответим взаимностью. Будь здоров!
– Будь, философ…
– А ведь дело-то Липникова мы еще не расследовали полностью, – заметил Грязнов.
– Не взяли соучастников? – спросил Турецкий.
– Само собой. Убежали-то они не на луну.
– Значит, придется пройти по связям. Прижмем Липникова. Зачем ему теперь запираться?
– Правильно. Надо его завтра же повторно допросить.
– А у меня много неясного с Козловым. Он так ничего и не сообщил об имуществе банка «Ресурс». Назвал то, что и без его помощи выявлено ликвидационной комиссией. А что у них за границей?
– А ты сам подумай, зачем ему сознаваться? Срок все равно не скостят. Вышки не дадут, адвокаты постараются, раз пахнет солидным кушем. Ну, отсидит. Зато выйдет снова британским лордом. Господи, да за что же нам-то терпеть эту сволочь?!
Грязнов долил в рюмки остатки, после чего Турецкий заявил, что полностью созрел для серьезного разговора с Меркуловым. Грязнов усомнился: а запах?
– А карамельки для чего? – парировал Александр, запихивая в рот сразу несколько штук.
– Какие у нас планы на завтра? – спросил Вячеслав.
– Займемся Липниковым. Надо довести это дело, как ты говоришь, до логического конца.
– Договорились, – сказал Грязнов, поднимаясь. – Но больше не заставляй меня сомневаться в твоей профессиональной пригодности.
– Обещаю. Привет, я – к Меркулову.
Грязнов ушел. Турецкий убрал со стола, запер сейф. Оглядел комнату, поправил телефон, съехавший к краю, наконец вышел из кабинета, заперев его на ключ.
Клавдия Сергеевна, как обычно в последнее время, встретила Турецкого неизменной многозначительно-обещающей улыбкой.