Черные банкиры
Шрифт:
– Прекратите издеваться! Вы что, не понимаете, о чем я говорю?
– Да все я понимаю, только помочь ничем не могу.
– Поговорите с Пыхтиным, узнайте, не передавал ли он кому компромат на Сорокина. Это очень важно.
– Послушайте, а может, все снова исходит от того же зятя Савельева? Может, он продал материал журналистам?
– Черт его знает! Я в полной растерянности.
– Но почему-то первым делом подозреваете меня.
– Напротив! Я очень хочу вам верить, Александр Борисович, но признаюсь, мне это трудно дается, так как вижу вокруг вопиющие и безответственные действия неизвестных людей. Это меня удручает. Может, вы сами свяжетесь с зятем Савельева и узнаете, кому еще он собирается продать информацию? Это безобразие надо же как-то пресечь!
– Человек раздобыл информацию, а теперь продает. Это своего рода бизнес, который я не имею права запретить. Только налоговая инспекция может взять его в оборот. А я-то здесь при чем?
– Вы при том, что и в ваших руках находится эта же информация, ваша обязанность – приостановить ее движение. Вы в состоянии отнять кассету у зятя Савельева?
– А вы уверены, что он не заготовил себе десять копий этой видеозаписи? – вопросом на вопрос ответил Турецкий. – Вообще, мне кажется, что это не имеет никакого смысла. Пусть чиновник сам заботится о своем добром имени, я к нему в охранники наниматься не собираюсь.
– Мы, работники правоохранительных органов, призваны ограждать граждан от всяческих посягательств, и вы это знаете, Александр Борисович, не хуже меня.
– Но если гражданин утратил совесть, ведет себя аморально и при этом пытается выглядеть примерным семьянином, то что я могу сделать? Общество и природа живут по одним законам. Зло наказуемо, оно возвращается к тому, от кого вышло.
– Это демагогия, и не более. Я вас прошу не в службу, а в дружбу что-нибудь предпринять. Чтобы, понимаете, не усугублялось.
– Хорошо, я подумаю, что можно сделать. Но слово не воробей. Информация прозвучала.
– Это нам может очень скверно аукнуться. Сорокин – не Савельев. В этом случае действуют совершенно иные силы.
Турецкий вышел от Казанского взбешенным. Его всегда раздражали эта прилизанная змеиная голова, эти масляные глазки, готовые льстить и жалить. Заниматься сплетнями о министрах не было ни малейшего желания.
«Это будет единственное задание шефа, которое я не выполню, – решил он про себя. – Нет у меня охоты воевать с газетчиками и людьми, поставляющими информацию. Коль государственная власть разрешает содержать полулегальные притоны, а чиновники с удовольствием пользуются этими заведениями, пусть сами с этими делами и разбираются. Конечно, Казанский в очередной раз пойдет жаловаться Меркулову, но, даст Бог, обойдется. Не велик грех. К тому же Костя, надеюсь, сможет меня понять».
– Слава, ты сильно занят? – спросил Турецкий.
– Для тебя я всегда свободен. А что случилось?
– Ничего особенного. Ты собирался по моей просьбе допросить Свиньина. Так вот, если ты не будешь торопиться, я тебе подошлю копию протокола допроса Липникова. Только убедительно прошу об одном: прочитай сперва сам и, что найдешь необходимым, предъяви этому типу. Признания есть, но добыл я их, скажем так, не самым благородным образом. Поэтому не сетуй особенно. Главное, чтоб они теперь подтвердили признания друг друга. Словом, что я тебе говорю! Прочтешь – сам поймешь.
Турецкий сбегал в канцелярию и откатал на ксероксе копию протокола утреннего допроса Липникова.
«Что поделаешь, – думал он при этом, – приходится иной раз клин вышибать клином. А этого Свиньина Славе придется задержать. Как соучастника…»
Свиньин был грузным мужчиной лет сорока, прихрамывающим на левую ногу, неопрятно одетым и вообще по всем статьям отвечающим своей фамилии.
– Ваше полное имя и отчество, место проживания и работы, пожалуйста, – спросил Грязнов, начиная допрос.
– Свиньин Антон Романович, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения. Проживаю в Москве… Частный предприниматель. Женат, есть дети. Сын.
– Как работает ваш спиртзавод?
– Ничего, пока не жалуюсь.
– Прибыль дает?
– Да. Но не такую, как я ожидал.
– Расплатились с Бартеневым?
– Не успел.
– Но страстно желали? Правда?
– Конечно, долг – тяжелая ноша.
– А может, вы по-своему все-таки расплатились? Заказали ему пропуск на вечный покой. Сколько заплатили Липникову и его дружкам?
– Я не понимаю, о чем вы?
– Не надо прикидываться, Антон Романович! Мы же обсуждали эту больную тему.
– Не смейте вешать на меня это убийство! Я к нему не имею никакого отношения.
– А вот Липников утверждает, – Грязнов достал из папки несколько листков копии протокола, доставленного ему только что курьером из Генпрокуратуры, – что вы наняли его и заплатили за убийство. А брат Липникова, Федор, работающий в баре, обязался предупредить, когда появится Бартенев в своем любимом питейном заведении.
– Это чушь! Это вранье! – Свиньин разволновался, покраснел, стал махать руками.
– Успокойтесь, Антон Романович. Вот, читайте подчеркнутые фразы, и вам станет все ясно. Петр Липников сознался в содеянном. Вот, он прямо об этом говорит. А вот он подтверждает показания своего брата. Читайте!
Свиньин растерянно проглядывал текст признаний Петра Липникова, потом затравленно уставился на Грязнова.
– Чистосердечное признание облегчает участь обвиняемого и смягчает наказание, – привычно сказал Вячеслав. – Какой смысл отпираться? Вы наняли убийцу, заплатили. Тоже своего рода бизнес.
– Что мне за это будет? – прохрипел Свиньин. Казалось, его оставили силы.
– Суд решит. Так вы признаете себя виновным в том, что наняли Липникова и его команду для убийства Бартенева?
– У меня не было выхода, – после длительной паузы сознался Свиньин. – Он насчитал мне миллиарды, и эта сумма каждый день росла! Даже вернув ему завод вместе со всей произведенной продукцией, я уже не в состоянии был бы погасить долг. Я метался, предлагал разные варианты, валялся в ногах. Он смеялся надо мной и требовал: плати! Тогда я понял, что у меня есть два выхода: умереть самому или убить его. Я выбрал второй. Вы меня теперь арестуете?