Черные дрозды
Шрифт:
Холодный ветер взметает с крыльца листья и бренчит китайским колокольчиком. Два серых кота, переполошившиеся от шума, спрыгивают со ступеней и убегают за угол дома. Фрэнки в ответ издает свой собственный шум.
— Эм. Она кошатница? — спрашивает он.
— Понятия не имею. А это важно?
— Важно. — Фрэнки осматривает дом и замечает то, чего бы видеть не хотел: из окна второго этажа на него смотрит рыжий с полосками кот; из-под висящего над крыльцом желоба выглядывает похожая на обезьянью мордочка черепахового окраса; три белых котенка высунулись из-за куста роз, который давно уже не стригли.
Фрэнки
— Ага. Она кошатница.
— Тогда будем надеяться, что она жива, — говорит Харриет и направляется к крыльцу. Фрэнки останавливает её, схватив за плечо; он один из, может быть, двух человек в этом мире, кому позволено это сделать и не умереть.
— Подожди. Что это значит?
— Я никогда не рассказывала тебе про Кошатницу с Брукард-стрит?
Его глаза широко распахиваются.
— Нет.
Харриет сжимает губы.
— Когда я была маленькой, у нас в городе жила кошатница. Мы называли её Сумасшедшая Мэгги, хотя я не думаю, что так ее звали на самом деле. У женщины была куча кошек, десятки, и она брала ещё. Подбирала дворняг. Могла пойти в приют и взять таких, которые были при смерти. Ходили слухи, что даже воровала кошек, дабы пополнить коллекцию.
— Вот дерьмо. Ненавижу кошек. И не хочу слушать окончание этой истории.
— Женщина была очень, очень старой. Мама говорила, что когда она была маленькой, Сумасшедшая Мэгги уже была старой. У неё был свой распорядок: выйти, забрать почту, полить самые засохшие цветы, что росли у почтового ящика. Но большую часть времени она просто пялилась в окно. Однажды мы её не увидели.
— Господи. Неужели это то, о чем я думаю?
— Вскоре появился запах. Его отнесло ветром от дома. Приторно-сладкий, как испорченное мясо.
— Отлично. Она умерла. Наверное, словила какую-то заразу от кошек или что-то типа того. Давай войдем.
— Это не конец истории. Да, она умерла, и нет, я не знаю от чего. Суть в том, что тело пролежало там несколько дней. У неё не было семьи. Никто не приходил её навестить. Более того, никто не присматривал за кошками. Они начали с конечностей — пальцы, нос, глаза, а потом принялись за внутренности. Мышцы. Органы. Всё остальное.
— Меня сейчас стошнит.
— Кошки слишком расплодились. Даже когда нашли тело, о них никто не позаботился. И они превратились в целую колонию. Сотня одичавших кошек, а может, и больше. Стены и пол были покрыты фекалиями и мочой, в доме появились паразиты. Кто-то решил поступить милосердно и год спустя поджог дом. — Харриет смотрит куда-то вдаль. — Я до сих пор помню треск огня и вопли сгорающих заживо кошек.
Харриет подходит к крыльцу. Фрэнки следует за ней.
— Ты странная, — говорит он.
— Стучи в дверь.
— Ты говорила про паразитов. Что за паразиты?
— Токсоплазма, вызывает токсоплазмоз. Содержится в фекалиях кошки. Попадает к людям через руки. Или с сырым мясом. Часто легко переживает процесс приготовления. Изменят химию мозга своего хозяина. Некоторые полагают, что именно эти паразиты вызывают синдром «кошатницы», изменяя мозг так, что человек начинает любить кошек, берет их всё больше и больше. Ещё может быть связь с шизофренией. А теперь стучи в дверь.
— Ты дуришь меня. Никогда толком не могу сказать,
Она проходит мимо и стучит в дверь.
— Не будут там ничего трогать, — говорит Фрэнки. — Не хочу, чтобы в рот попало кошачье говно и у меня в мозгу власть захватили глисты.
Харриет стучит снова, на этот раз сильнее.
Они слышат какие-то звуки внутри дома; стук, шорох. Потом шаги. По другую сторону гремят замки: один, потом три, а следом и шесть. Внутренняя дверь открывается и появляется голова пожилой женщины, она прижимается лицом к сетке. Из носа струятся трубки. Рядом с ногой стоит тележка на колесиках, на которой располагается кислородный баллон.
— Проваливайте, — раздраженного говорит она. — Мне не нужны ваши дурацкие журналы. Я уже говорила. И не хочу ничего слушать на счет ста сорока четырех тысяч оставшихся в Раю мест… в этом нет никакого смысла! Миллиарды людей живут на Земле, а он любит только сотню тысяч? Что за сумасшедший Бог такой? Ответьте-ка мне!
— Мы не Свидетели Иеговы, — говорит Харриет.
— Черта с два. И кто же вы?
— ФБР, — отвечает Фрэнки и показывает свой значок так, как это делают в фильмах. Женщина косится на жетон. Харриет показывает свой, но не так демонстративно, как Фрэнки.
— ФБР? В честь чего это?
— Мы на счет вашего сына, — отвечает Харриет. — Мы хотели бы поговорить об Эшли.
* * *
Харриет видит фарватер, по которому идет женщина; старуха тот еще «плюшкин», хоть и весьма организованный, а комнаты формируются в каньоны, сооруженные из всякого мусора. Стопки из журналов «National Geographic» образуют горы, каждый пик которой венчает фиалка. Из-за корзины с бельем, гладильной доски и курганов книг в мягкой обложке выглядывают верхушки мебели — они похожи на обломки, плавающие в океане.
В носу запах пыли и плесени. Они не беспокоят Харриет. Чего не скажешь о Фрэнки; он скользит мимо башен из журналов, чтобы отыскать себе диванчик, на который он и опускается. Длинные вытянутые ноги мужчины делают его похожим на долгоножку, пытающуюся устроиться поудобнее.
Его взгляд упирается в лестницу, откуда на мужчину сквозь прутья перил смотрят два золотистых глаза. Ещё одна шелудивая кошка устроилась за кипой журналов.
Женщина, Элеонора Гейнз, садится в кресло и кладет руку поверх кислородного баллона.
— Вы сказали что-то на счет Эшли.
Харриет не садится. Она остается стоять, но при этом не двигается. Женщина совершенно неподвижна.
— Верно. Вы его видели?
— Нет.
— И никак не контактируете?
— Я же сказала, что нет. Я ничего от него не слышала. Ни звоночка. Он исчез. Улетел из гнезда, когда у меня обнаружили эмфизему легких. И я полагаю, он никогда больше не вернется. Мы закончили?
Старая сука врет. Отчасти правда, что у людей есть определенные сигналы, по которым можно понять, что они лгут, но у всех они индивидуальны. Должно быть чутье, чтобы определить, когда человек лжет. У Харриет такое чутье есть. Старуха перегибает в том, как преподносит информацию, насколько сильно она протестует. Как её рука крепче сжимается вокруг баллона с кислородом, подтягивая его чуть ближе. У Харриет какое-то животное чутье. Она практически чувствует запах обмана.